Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

12-го декабря 1942-го года, поздно вечером, на аэродром Верхняя Ахтуба прикатила крытая грузовая автомашина с двумя посыльными офицерами. Выяснилось, что несколько летчиков должны поехать на беседу с командованием Сталинградского фронта. Честно говоря, я был несколько ошеломлен и терялся в догадках. Ведь приехавшие офицеры сообщили, что, присутствие замполита обязательно. Может, случилось чего? Может быть летчики где-нибудь набедокурили? Мы наскоро умылись, поскоблили небритые щеки, оделись поаккуратнее, и принялись грузиться в крытую автомашину. Со мной поехало трое летчиков: капитан Тимофей Гордеевич Лобок, старший лейтенант Иван Дмитриевич Леонов, старший лейтенант Роман Слободянюк. Ночь была темная и морозная, температура опустилась до 25 градусов, дул пронзительный восточный ветер. В такую погодку пехотинец полежит несколько часов в снегу под обстрелом и, пиши, пропало. Наша полуторка минут сорок петляла между песчаными холмами, поросшими лозой в пойме Волги и Ахтубы. Перед самым концом поездки началась экзотика — нам завязали глаза, хотя мы и без того совершенно не ориентировались, где находимся, хотя чисто интуитивно я думал, что недалеко от нашего аэродрома в Верхней Ахтубе.

Длинный коридор землянки был обшит новенькой фанерой, приятно пахнувшей сосновым лесом. Здесь горел электрический свет, и были двери в обе стороны. Прибыли летчики и другого полка, и мы все, девять человек, разместились в одной из комнат. Ясно было, судя по комфорту и электрическому освещению, что мы находимся на командном пункте штаба Сталинградского фронта. Время перевалило за полночь, и минут через двадцать двери нашей комнаты отворились, и вошли два человека: оба одинаково невысокие и полные, один во френче «сталинке», а другой в военной форме, лысая голова последнего отражала электрический свет и сверкала как бильярдный шар. Это был член Военного Совета Сталинградского фронта Н. С. Хрущев, ставший затем популярным в народе под именем «Никита», обладатель головы — сверкающего бильярдного шара, и скушанный им позже соперник, а тогда секретарь ЦК ВКП (б) Г. М. Маленков — Георгий Максимилианович. Наши высшие руководители находились в хорошем настроении, по-моему, после ужина с водочкой, и расспрашивали, как мы воюем. Собственно, можно было не просто расспрашивать, а подъехать на аэродром и посмотреть, но подобные штучки давно уже не были в традициях советского руководства. Сам Еся Сталин, за всю войну только один раз соизволил подъехать за несколько километров к линии фронта в районе Смоленска и глубокомысленно посмотреть на сполохи артиллерийской стрельбы. Зато вдохновлять был мастер. Что мы могли ответить вождям? Воюем. Потом Маленков спросил, как нас кормят. И здесь исстрадавшаяся по «бульбе» душа белоруса Тимофея Лобка не выдержала. Он с обидой сказал, что нас буквально задавили пшенной и перловой кашей, а картошечки и в глаза не видим. Где уж здесь быть высокому боевому духу. Маленков улыбнулся и сказал, что будет нам картошечка, мороз мешает пока доставить ее на фронт — она лежит в трюмах барж, вмерзших во льдах возле Камышина. Но он, Маленков, уже позвонил секретарю обкома партии в Куйбышеве, и тот найдет способ подвезти ее к Сталинграду. И действительно, скоро нам стали давать хороший гуляш, гарниром к которому служила, о чудо, настоящая, а не мороженая, как раньше, картошка. Еще Маленков вроде бы нас немножко журил: часто наблюдаю воздушные бои над Сталинградом, но больше падают наши самолеты, охваченные пламенем. Почему так? Здесь уже все летчики заговорили, перебивая друг друга — Маленков будто кровоточащей раны коснулся.