Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели

В конце марта девятка «Ю-88» налетела на только что построенный мост через Дон (хочу сказать похвальное слово нашим саперам, которые в ледяной воде при помощи бревен и металлических скоб наводили через могучие реки мосты, исправно служившие еще много лет после войны), с явным намерением его уничтожить. В воздух поднялась третья эскадрилья нашего полка под командованием капитана Якова Николаевича Сорокина, шедшего ведущим. За ним следовали: лейтенант Михаил Семенович Мазан, младший лейтенант Олег Бубенков, лейтенант В. А. Ананьев, лейтенант С. С. Баштанник, младший лейтенант Г. В. Бескровный, младший лейтенант Анатолий Николаевич Орлов, младший лейтенант Николай Григорьевич Минин, лейтенант Иван Васильевич Николаев. Они встретили немцев на подлете к мосту и сразу же обратили их в бегство — выходить на противника еще на его подлете к цели нам очень помогали радиолокаторы, переданные англичанами, и неплохие отечественные радиостанции на самолетах, действовавшие на расстояние до ста километров. Немцы уходили восвояси, растянув свой строй километра на два. Наши кинулись за ними вслед, атакуя пушечным огнем и скоро завалили один «Хенкель-111», и серьезно повредили второй. Именно здесь погиб наш штрафник — младший лейтенант Олег Бубенков, о котором я уже рассказывал. Он атаковал «Хенкель» на высоте двух тысяч метров, пока тот не загорелся и, оставляя за собой шлейф черного дыма, с понижением пошел на вынужденную посадку на нашей территории. Олег увлекся и, видимо, решив, что главное уже сделано, подошел к немцу метров на 50 и принялся добивать его из своей пушки. Но в этот момент вдруг ожил стрелок — радист, притаившийся в колпаке на верхней части фюзеляжа самолета противника, и открыл огонь из спарки тяжелых пулеметов. Одна из первых очередей попала в кабину нашего истребителя. И бомбардировщик, и наш «ЯК» упали на землю почти рядом.

Земля просыхала, чувствовалось, что вот-вот могут начаться большие наземные сражения. Следует сказать, что немцы значительно поправили свои дела после Сталинграда, проведя успешное контрнаступление под Харьковым, взятом было нашими войсками. Их боевой дух вновь поднялся после мартовских боев и повторного захвата индустриальной столицы Украины. Снова предстояло выяснить, кто есть кто: и на земле, и в воздухе. А пока на нашу дивизию командование фронтом возложило задачу постоянно вести разведку войск противника вдоль всего Миус-фронта и в Донбассе. Особенно часто задействовали для этого 31-й гвардейский полк под командованием Бориса Ерёмина, скоро ставшего замкомандиром дивизии, передав полк майору Куделе. Ребятам случалось вылетать на разведку по три раза в день.

Особенно хорошо выполнял эти задания пилот Савва Морозов, в отличие от своего знаменитого однофамильца не имеющий ничего общего с материальной поддержкой большевистской партии, зато умеющий под огнем десятков стволов с земли хладнокровно кружиться над немецкими позициями, высматривая, где у них какой танк, орудие, или склад боеприпасов. Об этом Савва сразу стучал по радио нашим артиллеристам, и те подбрасывали немцам уральского металла. Каждый такой вылет на разведку был верной игрой со смертью — случись немцам сбить Савву, крутившегося над ними метров на 500, и они, конечно, сразу бы его расстреляли. Но низенький, будто налитый кровью крепыш и грубиян Савва, командир одной из эскадрилий, лишь презрительно хмыкал при упоминании такой перспективы, давая понять, что ему на это наплевать. Немцы не могли достать Савву до самого конца войны, сколько он им не пакостил, особенно в Венгрии, где командование наших танковых корпусов и конно-механизированных групп на Морозова буквально молилось, произведя его в почетные танкисты. Уважали Савву и конники за безошибочное указание мест, где замаскировались «Тигры» и «Пантеры».