Как на грех, смершевцы тоже удрали из Ахтарей на хутор Бородиновку, спасаясь от немецких бомб, но продолжали «бдить», и Иван сразу бросился им в глаза. Я обнаружил Ивана во дворе хаты, где разместились борцы со шпионами, сидящего в курятнике под охраной часового, вооруженного винтовкой с примкнутым штыком, которую он держал прижатой к груди. Сразу было видно, что фронта парень не нюхал. Обнаружив Ивана, которого содержали, как римляне гладиатора, я позвал его: «Что ты здесь делаешь, брат?» «Арестовали, бляди» — сообщил он. Иван очень независимый и любящий свободу человек, я, думаю, вызывал подозрение у чекистов уже одним своим видом. А плюс ко всему, у него на руках оказалась лишь от руки нацарапанная врачом медсанбата справка, о том, что рядовой такой-то отпущен домой для излечения и отдыха, без всяких печатей. На фронте это считали нормальным, ведь у Ивана в наличии была другая справка: огромная едва затянувшаяся рана на левой ноге, из которой даже выглядывал кусок кости, еще не обросший мясом. Казалось бы, какие еще нужны справки? Но целую ораву ловцов за шпионами — личного состава хватило бы не на одну армию, околачивающуюся в тылу, интересовали как раз не раны фронтовиков, а справки с печатями. Как на грех, довольно приличный штат СМЕРШа, удравший из Ахтарей в Бородиновку: несколько офицеров и солдат с автомобилем, возглавлял весьма противного характера капитан — кавказец. То ли армянин, то ли грузин, плюс ко всему, я не имел козырной карты — заявился к нему без погон, которые на фронте еще не выдали, там мало кто обращал внимания на такие вещи, а шпалы с петлиц, как отмененные, тоже пришлось снять. И вышло, что лишь мое командировочное удостоверение с двумя печатями свидетельствовало, что я и есть майор Панов, а особист козырял новыми погонами. У военных, как в картах, король бьет даму. Томящийся от безделья капитан даже ко мне пытался прицепиться, не зная недавнего приказа о двух печатях, вместо одной, чтобы обнаружить приблудных командированных, разжившихся самодельными документами. Его успокоил лишь мой рассказ о наших вчерашних полетах над Ахтарями.
Этот дуролом еще и устроил нам с Иваном очную ставку. Сколько не уговаривал его подойти к вопросу по-человечески, сколько ни объяснял, что на фронте на многие вещи смотрят совсем иначе, чем в тылу и обходятся без лишних формальностей, он уперся, как кавказский ишак, таращил на меня черные глаза, топорщил усы, и что-то гневно лопотал, брызжа слюной. И зачем только наши цари присоединили к России Кавказ? В конце концов, поверив моим уверениям, что мы уже не дадим немцам бомбить Ахтари, капитан погрузил на полуторку какие-то ящики, всю свою бригаду, Ивана, меня и Надежду с Володей, и мы покатили. Договорились, что Иван утром явится в здание СМЕРШа в Ахтарях, а на ночь его отпускают под мою ответственность.
И вот, в последний раз в жизни я сидел в родном доме, беседуя с Иваном, моим старшим братом и другом, с которым мы с детства вместе бились за жизнь всей нашей семьи, оставшейся без отца, а, как известно, ничто так не сближает людей, как перенесенные невзгоды. Надежда зажарила нам яичницу с салом из десяти яиц, горела керосиновая лампа, и Иван тихонько рассказывал мне о всех тех тяжелейших фронтовых мытарствах, которые ему пришлось пережить.
Человек сильного, решительного характера, Иван с самого начала до конца защищал Севастополь и после гибели всех офицеров возглавил минометную роту. Когда Манштейн все-таки проломил оборону севастопольцев, и стало ясно, что на подводных лодках будут спасены лишь единицы, штабисты, особисты, да командование, Иван вместе со своими товарищами попал в плен. Как обычно, на растерзание оставляли фронтовиков с передовой, серую рабочую скотину. Колонну наших пленных гнали через поля крестов над погибшими немцами и румынами. Иван не без удовлетворения посматривал в ту сторону, будучи уверенным, что и его миномет, без устали паливший почти восемь месяцев, внес свою лепту. По его словам, мелькнула мысль, что где-то здесь немцы их и расстреляют, чтобы не занимать дополнительными могилами новое место. Иван думал об этом почти равнодушно, настолько тяжелой усталостью налились его тело и душа. На передовой он находился почти без смены. Несколько раз их пытались подменить мобилизованными здесь же неподалеку крымскими татарами, но они всякий раз переходили к немцам, сдавая им линию окопов. Такие вот ангелочки, ныне реабилитированный народ. Это без описания их зверств по отношению к партизанам, цыганам, евреям и прочим.