Русские народные сказки Сибири о богатырях

— Прочь ты, стара чертовка! Пну под д…ру — полетишь под гору; дерну за висок — посыплется песок!.. Без тебя горе.

— Не сыпь в очи ясны песку.

Она из-за улка-переулка опеть навстречу:

— Здравствуешь, Иван царской сын золотых кудрей! Скажи мне, я, бывать, пособлю горю твоему.

— Чего ты моему горю пособишь?

— А, бувать, и пособлю.

«И в самом деле, може, чего старуха знат, дай я ей скажу».

— Вот, бабушка, горе мое, — говорит. — Сознал я себе невесту — от зари зарю подсолнушну красоту, от семи сестер — сестра, от двенадцати бабушек — внучка, от трех матерей — дочь. Я ее проспал. Ежли бы ты сказала мне как мне ее найтить, я бы все тебе отдал бы.

Иван царской сын золотых кудрей! Мне жалко тебя. Только ты не сам проспал невесту, а через брата своего.

Раскинула свою волшебную книгу, посмотрела в книгу:

— Да, верно! Верно ты страдашь, верно ты болишь об ней; только она, — говорит, — далеко… За девять морей, за девять земель, на десятом острову, на Сарачинским. А и как тебе пешком идти, тебе в три года не дойти, орлом лететь тебе — в полтора года не долететь. Я тебя натакаю. Есь в отцовском во саду стоит древо, стоит в правом углу, — говорит. Если можешь это дерево своротить: под этим деревом есть плита семнадцати пудов; если можешь эту плиту отворотить: тут есь западня — подвал; в этом подвале стоит конь шестикрылый и шестиногой — пятьсот годов уже стоит он. Не то что отцовской, не дедов, а прадедов. Если этого коня достанешь, так ты в трои сутки добежишь. Он стоит, — говорит, — на двенадцати цепях, и у этого подвалу — двенаддать дверей и двенадцать замков.

Благодарил старуху, сто рублей денег дал ей. Обратился назад, во дворец не пошел, пошел в сад. Дошел до этого древа, схитил древо, отбросил за сад. Хватил плиту на носок, плита улетела за город. Стал замки ломать, двери отпирать, конь — цепи рвать. Дошел до последнего замку, замок изломал, дверь отворил, конь цепь последню изломал. И конь бежит к нему навстречу. Поймал его за чембур и выводит наверх. Вывел наверх. Конь отвечат русским языком:

— Ну, возлюбленной мой хозяин, Иван царской сын золотых кудрей! Умел меня достать, умей мной владеть. Зарывайся по колени в землю: можешь ли сидеть на мне?

Разбежался конь, на его плеча скочил: он только сдрожал, не пошатился.

Тожно ответил:

— Ну, мой возлюбленной хозяин! Должно умел меня достать и умешь мною владеть. Отпусти меня в чисто поле на трое суток. Я, — говорит, — покатаюсь, поваляюсь, выти заберу, чтой-то я, — говорит, — подстоялся.

Отпустил своего доброго коня. Сам во дворец пошел к отцу к матери.

Время подошло — нады ехать. Вышел на балхон. Свистнул, гаркнул молодецким посвистом, богатырским голосом. Бежит его добрый конь, земля дрожит, из рота пламё пышет, из ушей дым идет, из норок искры летяг.

Поймал он своего доброго коня, огладил. И кладет коврички на коврички; и сверх того потнички на потнички; и сверх того потничков всю богатырскую сбрую; сверх той сбруи черкеско седелышко о двенадцати подпруг; подпруги все были шелковые; шелк не рвется, булат не гнется, чисто серебро во грязи не ржавит.

Распрощался он с отцом с матерью. Только видели, что он в те от во стремены ногу закладывал, и не видали, куды улетил, в котору сторону. Неизвестно, где искать.

Летел Иван царской сын золотых кудрей ниже облака ходячего, выше лесу стоячего. Пролетают тамотко сколь время. Вдруг навстречу богатырь Волк Волкович-супостат.

Пасть свою разинул, хотел сглонуть его, только не поспел — пролетел он.

Эва! Видит, на земле стоит медной дворец. Падат на землю, подводит коня к белояровой ко пшенице. Сам заходит на крылечко, сам-от брякат во колечко.

Выходит молодица, большая его сестрица.

— А, здравствуешь, родимый брателко! Каки тебя ветры принесли эта-ка? Я тридцать лет тебя ждала и насилу дождала.

Берет его за праву руку, ведет его в светлу горницу, садит за столики дубовы, за столики дубовы, за скатерти щелковы, за вилочки булатны, за ножички укладны.

Наставила всякого вина, кушаньёв разных, напоила, накормила.

Накушался, напился, вышел из-за стола. Медный стул поддернула, посадила: хотела у него вестей спросить, откуль он взялся. Он говорит:

— Родима сестрица, я хочу чего спросить у тебя?

— Спроси, чего знашь.

— Какой ли у тебя муж, Волк Волкович? Не можно ли меня запрятать, не взлюбилось бы ему, что я зашел в ваш дворец без всякого спрошенья?

Успела она только его спрятать, Волк Волкович тут же. Спустился на коня, хотел сглонуть его, только не успел: конь его ударил, Волк Волкович отлетел на три сажени и пролежал один час. Не в чувствах своих стал, отрехнулся: недосуг к коню идти, пособи бог во дворец добраться. Заходит во дворец:

— Фу-фу! — говорит, — сколько мы живем во дворце, никогды было не слыхать русского духу, а теперь несет русским духом.

— Ах ты, мой возлюбленной! Ты по Русе летал и сколь там русского духу нахватался, и говоришь теперь, что русским духом несет.

Он ей поверил.