Русские народные сказки Сибири о богатырях

Тянут тонь на берег, ничего в ней нет.

— Ну, — говорит, — простая!

Выбрали мотню на берег, — а в мотне оказалась чудная рыбка: перышки на ней червонного золота, чешуйки серебряные, а глаза, как огоньки, горят. Берет король рыбку в карман, расплатился с рыбаками, сел и приезжат во дворец. Заходит прямо на кухню и подает эту рыбку кухарке, приказыват сготовить ее царице. Берет эта девка, которая готовит пищу императрице, и начинает ее варить. Ну там коренья разные, корица, гвоздика — сама того рыбка не стоит, сколько там приправ разных для духу. Варила, варила эту рыбку, колупнула под перышки, попробовала. Туда-сюда, другого перышка колупнула, опять попробовала. Потом третий раз попробовала рыбку эта девка и, конечно, почувствовала трепещенье в животе. А она была невинна эта девка. Губернанка была она у царицы. Испугалась эта: что такое, день ото дня растет у ней живот; сделалась больная, там поставили другую, сама императрица ухаживает за ей, что такое? А ей уж стыдно показываться: должна девка быть непорочна, ан вон что выходит.

Ну, видит она, что дело неладно, взяла узелочек, собрала, что свое, и ночью вышла из дворца, и никто — ни дворовы, ни часовые не могли ее увидеть; и ушла дальше, дальше, в царской лес — для охоты лес был; пришла в караульную будку и поселилась в этой будке. Прожила месяц, другой, — провизия выходит, фрукты нашла.

Ладно. Дожила до девяти месяцев, пришло время рожать ей. Вот она начала мучиться. Дело было этак еще солнце только садилось; родился у ней мальчик. Прекрасно. Родила она мальчика, обмыла его, завернула в пеленки, положила. Сама больная лежит. Вдруг этот мальчишка зашевелился, вскакивает на з…цу и говорит:

— Мама, позволь мне по лесу погулять, вам ягодок порвать.

Она испугалась:

— Это, — говорит, — дух. Зачем он живой родился, лучше бы умер. Надо его задавить.

— Зачем, мама, меня давить — говорит мальчишка, — лучше пусти меня.

Он, как мышонок, проскользнул в дверь и ушел.

Пришла полночь, она родила второго, а этот тоже так: поднялся, вскочил и скользнул в дверь.

— Сгиньте вы с моих глаз, — говорит бедная мать, — и от куль что уж это со мной сделалось.

Видит, уж зорька стала, светать начинат. Она начала мучиться опять, и опять родила третьего сына; и этот опять также — в лес погулять. Прибрала она, поднялась, какая после женщины грязь остается, и легла опять на ложе.

Трое суток их не было. На четверты сутки приходит первый сын, принес козла дикого.

— Вот, — говорит, — мама, я поймал живого козла — ты будешь готовить, а мы будем кушать. Что такое, даже ножа нету кожу снять.

Ну тут старик раньше жил, нашли под маткой ножик. Содрали кожу с козла, приготовили ужин. Только они сели ужинать, приходит второй сын, приносит лося; и этого лося второй не стал обдирать — а взял его за рога, тряхнул и вылетел этот лось из кожи. За ним явился третий, притащил лань (третавик). Тогда они засели за стол, стали закусывать. Одежи они не имели, так нагие и ходили; и прошло примерно всего три дня и стали они настоящие мужчины — вот как росли чудно!

Один раз как-то заводит речь Световик (на рассвете родился):

— Надо нам одежу сделать из этих кож.

Накроили ремней, сделали вроде как фартуки, чтобы перед хоть закрыть, — и так, как дикари, ходили года два, три: имали зверей, настроили луки, сделались хороши силачи, подходящими. Имя сказала мать:

— Который вечером родился- Вечерник, в полночь-Полуношник, а последний на свету — Световик.

А ум дарован им — откуда что! И стали говорить, и мать покоить; языки также понимали.

Наконец, прошло года три; пошел четвертый. Был майский теплый день, так числа пятнадцатого. В это время все три брата лежали в лесу и разговаривали о своей жизни. Вдруг подымется шум. Световик вскочил:

— Что такое, или погода надвигается?

Взглянул — летит идолище трехглаво и несет красавицу, держит в когтях девицу. Тогда Световик крикнул своим братьям:

— Поймам проклятого идолища и отобьем красавицу, смотрите: он уносит ее в когтях, а вы лежите!

— А мы что можем сделать, — отвечают братья.

Подходит тогда Световик к дереву, схватил его обеими руками, вырвал с корнем из земли и бросил вверх. Идолище свистнуло и сразу, будто осень, кругом уж лес посыпался, и пролетело. Крикнул Световик братьям:

— Лентяи! Если бы мы все трое напали на него, то, глядишь, и отбили бы девушку!

А они отвечают ему:

— Ты, вон, какой здоровый — целым деревом хлестнул его, а мы что, палочкой будем бросать.

Сели братья, сидят.

Идолище улетело лесом. Немного погодя, зашумел опять лес; несется идолище девятиглавое и в когтях тащит девицу-красавицу. Да, он опять также загорелся, ухватил само толсто дерево да как пустит им, едва- едва не убил идолище. Но улетел он все-таки. Немного повременили, третье чудовище, еще тошней прежнего. Световик совсем разгорелся:

— Надо отбить! Видите, красавицу опять тащит, видите! А откуль это они таскают?

Приготовился Световик, как поравнялся идолище с ним, тот его деревом. Крикнуло идолище, едва устоял Световик на ногах, а у братьев кровь из ушей подалась. К вечеру приходят они домой, поели, сидят.