Свой очередной воздушный богатырь Сикорский назвал «Ильёй Муромцем». Тут не было самолюбования, намёка на былинный размах и прочий великодержавный романтизм. Сикорский всегда полагал, что русского интеллигента не бывает без традиционной культуры, главным условием которой была православная вера. К тому же с этим названием он будто бы возвращался в Киев, в места, которые дали ему первые восторги полёта и победы. Дело в том, что и сейчас святые мощи преподобного Ильи Муромца покоятся в Ближних пещерах Киево-Печерской Лавры. И эта связь в названии его лучшего самолёта с сокровенными местами родного края была символической. Подходил, опять же, к завершению второй этап его жизни. Сам Сикорский, правда этого ещё не знал и даже не предчувствовал.
А первый испытательный полёт «Ильи Муромца» назначен был на 23 декабря 1913 года потому, что в этот день два года назад был канонизирован святитель Иоасааф, епископ Белгородский. Илья Муромец был в числе первых канонизированных святых Киевской Руси, Иосааф – последним к тому времени на пространстве Руси Великой. Был долгий путь между двумя этими историческими вехами, и путь этот, казалось, окончательно определил историческое и духовное содержание всей дальнейшей жизни православного народа. Аэроплан Сикорского был как бы венцом этого пути, символом полёта и ускорения.
Самолётом «Русский Витязь» Сикорский продемонстрировал не только то, что тяжёлые самолёты возможны, он продемонстрировал стремительность и мощь принципиально новой лётной техники. Теперь он хотел добиться комфорта и показать его преимущества, он хотел привить вкус непритязательной русской публике к удобствам, которые открывал технический век. На родной русской почве это ему, к сожалению, не удастся. И не публика в том будет виновата. Зато на американском континенте этот опыт подготовит ему небывалый успех.
О комфорте Сикорский думал потому, что «Илья Муромец», отметим это особо – первый в мире пассажирский самолёт. Впервые тут, например, появился туалет. Заведение это не из тех, которое можно приспособить к славе, однако же и это надо отметить. Удобству дальних перелётов этот не шибко героический, но и незаменимый знак цивилизации, способствует в первую очередь. Был на первом воздушном лайнере отдельный от кабины комфортабельный салон. Было даже то, чего нет и на суперсовременных самолётах общего назначения – спальные комнаты и ванная. Также имелось уже электрическое освещение и отопление.
Первые «Муромцы» видел тогдашний конструктор-любитель, будущий советский академик в области теории полётов Б. Н. Юрьев. Это было, правда, уже в первый год войны, и чудо-богатыри Сикорского были приспособлены к военному делу, но то, о чём рассказывает Юрьев, тем более поразительно. Даже суровые военные цели не убавили их великолепия. Впервые целесообразность и красота не просто дополняли друг друга, а становились единым целом. И красота не была самоцелью, а диктовалась именно целесообразностью. Этот путь совершенства, доступный только природе, был тут повторён в полной мере. Будущий академик был в полном восторге от увиденного: «Сикорский показал мне свои самолёты. Картина для меня была, можно сказать, потрясающая. Вместо аэропланов, к которым мы привыкли, с тоненькими жердочками, сплетёнными проволокой, с торчащими болтами, передо мною в палатке (полотняные ангары?) стояли грандиозные сооружения. Блестящие, отлакированные вагоны, прочные крылья, всё застеклено. Когда я вошёл внутрь, я увидел (там было двойное управление) два места, перед которыми находилось огромное количество приборов. Для нас это теперь не новость, но в то время на обычном самолёте не было никаких приборов, даже компас стали ставить только во время войны. У Сикорского было много десятков приборов, многие из которых он сам разработал. Вагоны внутри роскошно отделаны, имелись кожаные сиденья, в застеклённые люки смотрели приборы, служившие для бомбометания, в хвосте находилось сложное приспособление, где находились бомбы, которые приводились в действие лёгким нажимом на рычаг (электросбрасыватели), – всё это было музыкой будущего в моих глазах, потому что в то время лётчики часто не имели никаких приспособлений для метания бомб – брали бомбы себе на колени и в необходимом случае вываливали их за борт. Таким образом, надо признать, что в этом деле Сикорский далеко опередил заграницу».
Через год первая модель «Ильи Муромца» была переоборудована в гидроплан, оснащена более мощными двигателями и эксплуатировалась морским ведомством до 1917 года. Я бы хотел на этот факт опять же обратить особое внимание. Полное значение гидропланов Сикорского время ещё раскроет.