Вам следует знать, что когда Зелиану, Доброчесту и Ярославу предстояло утратить своих жён и обитать в тех местах, где нашел их король гуннский, я еще прежде того узнав, что Зимония намерена прибегнуть к помощи дулебского оракула, перенёсся туда тайно и дал ей посредством моей невидимости в ответе наставление, какое дать ей завещание Зелиану и его братьям о сокрытии своих приключений до прибытия к ним Баламира и о прочем. Таковым образом, зараженный любовью, король гуннский необходимо должен был от своей возлюбленной дойти до Гипомена, от него к Зелиану, а потом к Доброчесту, Ярославу, и наконец до их родителя. К преломлению очарованного копия, споспешествовать по моим внушениям Зимонии и дать подробное наставление к подвигу Баламира против холма, учинившегося из тела Зловуранова, а для совершенного разрушения моего заклятия учинил я, чтоб виноградная гроздь, будучи сломленной, обратилась в дощечку, имеющую на себе надпись в наставление Баламиру. Стрела ж медная, пущенная Баламиром, попав в окаменелого Гипомена, также должна была обратиться в дощечку с надписью о том, что надлежало делать к возвращению Гипомену и его супруге прежнего их образа.
Расположив таким образом всё к исправлению моего беззакония, познал я, что волшебная власть меня оставила. Служебный дух мой объявил мне, что я должен быть наказан за нарушение клятвы и что боги лишают меня прежней моей силы и не оставляют мне ничего, кроме искусства становиться невидимым и переноситься с места на место до тех пор, как все несчастные, коих я заколдовал, от этого заклятия не избавятся. Я же должен был оставаться во образе старика и не получать настоящего моего вида до того самого времени, в которое увижу дочерей моих, превратившихся в прежний их образ. Я покорился этому наказанию и сносил его без ропота.
С этого часа прилагал я все мои старания об исправлении разоренного царства дулебского до прибытия в него Баламира. Я перенесся в страну дулебов и нашел там великое смятение. Безначалие доводило каждого помышлять только о собственных выгодах; всякий желал достигнуть власти и начинал междоусобицы, причинившие разорения больше, чем нанесли авары. Наконец приступили к совещанию об избрании царя, совещались, ссорились и ни на что не решились. Тогда я в образе старика чужестранца предстал в собрание и посоветовал принести торжественные жертвы Золотой Бабе и вопросить ее о судьбе страны их. Когда на это согласились, я посредством моей невидимости дал им ответ, что счастие дулебов находится в пустыне на восточном береге реки Буга. Этот тёмный совет ещё более привязал ко мне дулебов: они просили у меня советов, и я дал им наставление о посылке знатнейших вельмож в назначенную страну с тем, чтоб они первого попавшегося им в пустыне человека увенчали на царство. Последовали этому, я повелел Милосвете выйти из её пещеры: она была ими взята и возведена на престол. Я остался при ней под названием чужестранца и во образе старика. Я дал ей неистощимый кошелек, подобный тому, каковой имел ее Зелиан от Зимонии, и через эту-то помощь, мои советы и старания в короткое время всё разоренное было приведено в наилучшее цветущее состояние, а царство дулебское под мудрым правлением достигло верха благоденствия, в каковом оно и пребывает ныне.
Далее вам должно ведать, что я пришедшему Зелиану воспрепятствовал говорить и оставаться далее со своею сестрою, опасаясь, чтоб он по своей нескромности, выведав все подробности ее приключений, не открыл бы их, и тем не подал бы дулебам подозрения о моем чистосердечии, и они не подумали бы, что, может быть, я ради своей корысти подавал им советы, от чего могло произойти смятение, а всего больше, чтоб через это открытие не помешали Баламиру дойти до хижины Доброслава. Итак, я при свидании Зелиана с сестрой зажег порошок, причинивший Милосвете обморок и дым, ее покрывший, и в смятении его вырвал у него невидимую шляпу и вынес сестру его в другой покой. Потом показался я Зелиану и повелел ему идти в храм дулебского оракула, где ему и Алавару подал я советы, нужные к моему намерению.
С того времени учредил я гостиницу для всех чужестранцев и проводил в неё всех путников, останавливаемых стражей в городских воротах для угощения, имея от того надежду, что когда-нибудь туда придёт и Баламир и я узнаю его по нанесённой мною на правом его виске родинке, что и произошло в своё время.