Русские сказки, богатырские, народные

– Враг чести моей, – сказал я Гипомену, совершив всё это, – ты должен вечно остаться в этом образе и иметь утешение, взирая на прелести этой мертвой головы, если ты мог осмелиться воспользоваться принадлежащим мне.

Не думай, чтобы кто-либо смог освободить тебя от твоего зачарованного состояния, ибо не сыщется на свете смертного, способного преодолеть все соединенные с этим труды и опасности. Твоими стараниями погублен верный мне Зловуран, но я и труп его обратил в узел, содержащий беспрестанное переплетение твоих несчастий. Знай же, что ты не избавишься от заклятия до тех пор, пока не переломится надвое мое зачарованное копье, которым был убит Зловуран: а такого никогда быть не может, в поскольку Доброслав хранит его, как зеницу ока. Но даже если такое и случится, то кто сможет догадаться перекинуть за себя обломки копия, чтобы превратить его в лука и коня? Но если даже и таковое случится, то кто отважится, воссев на коня, ехать к холму, возникшему из тела Зловурана? Кто без оружия решится сразиться с ожидающими там каменными львами? Кто осмелится взлезть на неприступный холм, чему будут препятствовать львы, взобраться на дерево, достигающее вершиной до облаков, и, сломов на ней тяжеленную гроздь, сойти с ней на землю, когда силы и возможности человеческие к тому недостаточны? Пусть бы такое и последовало, но кто возьмет у тебя медную стрелу, которой еще нет и которая возникнет при превращении твоем в каменный истукан, если ты о слышанном от меня в наставление кому-нибудь откроешь?! Принимай достойное наказание!

Таким образом оставил я эти жертвы моего мщения и заключил, претворившись в образ этого старика, в коем вы меня видели, обитать в дулебской пещере. Причины, побудившие меня к такому преображению, были те, что мне надлежало сберечь моё обещание и никогда не видеть Зимонии, которая, после попадания в руки мои Гипомена, уже имела свободу отлучаться из своего замка и, следовательно, могла бы где-нибудь со мною встретиться.

В последствии я узнал; что Доброслав соединился со своею супругой и уже имеет от неё детей. Это обстоятельство принудило меня постараться об их похищении, однако три первые сына прежде меня были унесены Зимонией, как вы о том уже слышали и о чем я в тогдашнее время проведать не мог. Но я и не заботился об этом, поскольку тогда для меня возникла серьёзная опасность от дочери. Между тем нашел я Зелиана, и приятной внешностью был доведен к чувству симпатии к этому младенцу, унес его в мою пещеру и воспитывал его для того, чтобы впоследствии сделать его моим наследником; ненависть, питаемая мною тогда к дочерям моим, меня к этому принуждала. Впрочем, боги исправили то, что Зелиан по ребяческому своему любопытству напортил: он вместе со своими братьями вошел в объятия моего семейства и ошибкой исправил наказание моим дочерям. Я в заблуждении моем радовался, что дочери мои выйдут замуж за людей низкого происхождения, ибо знал, что один из них будет сапожник, другой сын жреца-мошенника, а третий – бедного пастуха; но еще больше обрадовался, прознав о невинности их, что они стали невестками будущего царя дулебов. Впрочем, обстоятельство это вам уже известно.

Когда Любостана была беременна дочерью, я никуда уже не отлучался и, присутствуя невидимо при родах, похитил прекрасного её младенца. Я не мог колебаться в определении судьбы этой моей добычи: невинная Милосвета возбудила во мне человеческие чувства, и вместо желания погубить её, что первоначально было у меня в мыслях, определил я воспитать ее. Она соответствовала моим надеждам, и я наконец настолько полюбил ее, что не мог не желать ей благополучия. Предсказание волшебной доски пришло мне тогда на память; мне захотелось узнать пояснее, кто должен быть этот гунн, которому она предопределена в жёны, и для этого я вновь вопросил доску.

Ответ, полученный мною, совершенно утешил меня: я узнал, что Милосвета предопределена в супружество королю гуннов Баламиру. Но хотя гнев мой против Гипомена и моего семейства несколько поутих, однако я не мог без досады слышать подтверждение того, что этот Баламир станет и разрушителем моего колдовства очарования. Это вновь привело меня к вопросу: для чего боги покровительствуют оскорбителям моей чести?