Еще все были в удивлении и ожидании, как вопль Зелиана, Доброчеста и Ярослава обратил взоры на другую сторону: Алцида, Замира и Осана, взглянув на своего родителя, избавились от заклятиия и очутились в объятиях своих супругов. Баламир увидел трех совершеннейших красавиц, целующих детей Доброслава и стремящихся с объятиями к королю волшебников, его супруге, к Доброславу, Любостане, Гипомену и Рогнеде; он надеялся узнать в них свою возлюбленную Милосвету, и, может быть, влюбился бы в какую-нибудь в каком-то другом пристойном месте.
Наконец всеобщий восторг пресечен был на несколько королем волшебников: тот приносил Зимонии свои извинения в таких чистосердечных выражениях, что супруга его не могла надолго остаться равнодушною. По счастью мужского рода, нежный пол в числе добродетелей своих имеет свойство прощать своим изменникам и гонителям; по крайней мере, Зимония доказала это в тот час, бросившись в объятия своему супругу. Любовь их, искра которой таилась еще в их сердце, воспламенившись, ускорила примирение, а тем и король волшебников получил свободу удовлетворить Баламиру в объяснении тёмных мест, оставшихся неясными в общем их приключении. Судьба Милосветы оставалась еще тайной; и хотя страстный любовник был нетерпелив, но королю гуннов надлежало быть благопристойным и дожидаться, по крайней мере, из посторонних речей сведений, которых жаждало его сердце. Король волшебников приметил это и потому поспешил начать свою повесть.
– Данное мною под видом старика обещание, – сказал он, – следует исполнить, к чему и приступлю я в угождение великодушного Баламира, своей отвагой и трудами исправившего учиненные мною погрешности. Но как приключения Гипомена сообщены с моими, то я избавлю его от труда рассказывать их и предложу вкратце о всем, узнать что нужно, чтоб потом свободно приступить к ожидающим нас торжествам.
«Слуга покорный, – думал Баламир, – если все мое воздаяние будет состоять в куске очарованного пирога или в воззрении на счастье соединенных супругов».
Но соображение это было пресечено через
Повесть короля волшебников
– Вам уже известно, как я был приведен в несправедливое подозрение ненавистным Зловураном и как неосмотрительность жены моей подарившей мне двусмысленно вещающей зачарованной книги способствовала вооружить меня против неё самой, детей моих, Гипомена и всего, в чём он принимал участие. Признаюсь, к стыду моему, что я не захотел вникать в подробности доноса Зловурана и, не открыв настоящей истины обстоятельств, предался всей ярости овладевшего мною гнева. Я поклялся отомстить мнимым вредителям моей чести такими клятвами, которых я не мог уже нарушить, не погибнув сам. Моим заклинаниям надлежало исполниться, хотя бы я после и пожелал смягчить их строгость.
Совершив то, о чем вы уже слышали от Зимонии в рассуждении ее и дочерей моих, я всё мое внимание обратил на Гипомена. Чрезмерно досадно мне было чувствовать, что познания его в волшебстве и сооруженный им потом талисман и броня избавляли его от моей власти. Я ничем не мог повредить ему, кроме составления зачарованного копья, которое мне казалось удобным пронзить всю его заколдованную броню. Я вооружил им Зловурана и повелел ему всюду преследовать Гипомена. Я покровительствовал намерениям этого проклятого волшебника в покушении его на дулебское царство, ибо хотя царь, родитель Доброслава, ничего мне не причинил, но всё, в чём Гипомен имел участие, казалось мне ненавистным. Вы ведаете также, как авары были приведены на дулебов, как Киган влюбился в царевну Рогнеду и как отечество её в связи с этими обстоятельствами оказалось разорено. Мне весьма досадно было узнать, что почти пойманный Гипомен нашел способ из зачарованной клетки освободиться и спасти Рогнеду, ее брата и пораженное тело их отца. Происшествие это случилось так скоротечно, что я не мог и предохранить Зловурана от погибели, устроенной ему наставлениями Гипомена рукой Доброслава. Я узнал об этом почти тогда же, когда проклятый этот клеветник пал под ударом волшебного копья. Спеша к нему на помощь, увидел я, что уже поздно сохранить ему жизнь: я поспел почти в ту минуту, когда Доброслав наказал этого тайного врага моего.
Закрытый невидимостью, я легко мог бы уничтожить Доброслава: таков был гнев мой, – но броня, талисман и собственное мое копье остановили мое покушение и тем самым возвели мою ярость на высшую степень. Я успел только почтить тело Зловурана и превратил его в ту гору, дерево и мраморных львов, на коих после утвердил я всю тайну судьбы несчастных, подпадших под моё мщение. Доброслав казался мне не настолько виновен, как Гипомен, а притом я не мог ничего учинить ему. Но узнав, что королевич кимбрский находится без талисмана, поспешил я схватить его в мои руки. Я овладел им в его замке прежде, нежели возвращение Доброслава могло защитить его. Рогнеда и Любостана также достались в мои руки, а какое я замыслил им наказание, вы услышите позже.