Когда Доброслав начал ловить рыбу, чтобы запастись на дорогу пищей, я, прознав, что уход их с насиженного места принесёт им бедстия, постаралась это пресечь препятствиями и учинила так, что Доброслав против обыкновения не смог выловить ни единой рыбёшки. Но это произвело то, что Любостана с досады прорезала очарованным копием сети, а тем самым навлекла на себя неминуемую судьбу опять превратиться в рыбу. Я совершенно не могла отвратить этого колдовства; но по крайней мере, имела упопыталась облегчить её участь. Я схватила её в воде и моими заклинаниями превратила её в розу. В этом состоянии она и пребывала в моих покоях до времени, в которое надлежало пресечь её заклятие, ибо я предузнала по моей науке, что оно окончится не прежде, как при получении Гипоменом его прежнего образа, и не иным посредством, как рукою ее супруга, чтоб он сорвал цветок, что и последовало здесь и на ваши глазах.
С того времени мне оставалось уже недолго заботиться о Доброславе; я чрез моего служебного духа ежедневно доставляла ему пищу и старалась только занимать его воображение обстоятельствами, которые бы удерживали его в этой хижине до определенного часа. Не было к тому ничего лучшего, как при каждом выходе его из хижины представлять ему образ возлюбленной его рыбы, что и исполнял дух, приносивший к ему пищу.
Не упуская из глаз детей Доброслава, утешалась я как добрыми свойствами их сердец, так и их красотою. По сходству нравов назначила я Зелиану старшую мою дочь Алциду, Доброчесту – Замиру, а Ярославу – Осану. Хотя дочери мои и были несколько старше назначенных им супругов, но поскольку дети волшебников перед прочими смертными имеют более долгий век, то в сравнении с ними были они пред своими женихами только в первом цвете молодости. После этого мне следовало учредить склонности дочерей моих по моему выбору. Превратясь в образ птицы (ибо по заклинаниям короля волшебников тогда мне нельзя еще было показаться в обыкновенном моем виде), прилетела я на окно спальни меньшей дочери моей Осаны. Она была этим удивлена, а ещё более, когда я начала с нею разговаривать.
Я в пространных словах доказала ей скучный род ее жизни, в который она была повержена несправедливым гневом своего родителя, что отдаление её от обхождения с матерью предоставляет ее всем случайностям, в которые она может впасть по молодости лет своих, не имея прибежища ни к чьим советам, а особенно в возрасте, в котором ей следует избрать супруга, что она в таком случае легко может навлечь на себя несчастье и что потому я, как зачарованная птица матери ее, не имеющей возможности с нею видеться, послана к ней для помощи ей в избрании супруга, без которого по обстоятельствам жизни далее обойтись ей невозможно. После этого я представила ей, что значит состояние супружества и каким образом заимствуется от него счастье и спокойствие или злосчастья и мучения дней последующих. Вразумив же ее этими понятиями, начала я описывать ей достоинства Ярослава и, нечувствительно заронив в ней заочно начатки любви к нему, уговорила ее побывать у него со мною.
Мы превратились мушками и посетили жилище жреца Лады. Достоинства Ярослава вскоре покорили ему сердце моей дочери; она призналась в том своей поверенной зачарованной птице и попросила наставления, каким образом ей следует ему в том открыться. Тогда я сделала ей наставление, которому, как вам известно, она и последовала, то есть предстала ему в образе сияющей птицы, во время набега дикарей, и перенеся его в свой замок; а чтобы исполнить предсказанное мне волшебною доскою завещание, наставила я Осану, какое ей следует учинить условие её супругу. Любовь Ярославов а к его родителям имела великое сходство с предсказанием таинства, коему надлежало содержать в себе судьбу Осаны, и я внушила ей сказать Ярославу то, чего он не мог сохранить и, следовательно, утратил свою возлюбленную супругу.
– Итак, вы – дражайшая мать моей возлюбленной богини! – вскричал Ярослав, бросаясь к коленам Зимонии. – Вы подали мне наставление, что должен я исполнить к обретению утраченного мною счастья: я сохранил ваше завещание и ожидаю, что вы, сжалясь над моими мучениями, возвратите мне дрожайшую мою Осану, без которой я жить не могу.
– Ах, сын мой, – отвечала волшебница, обняв его, – я знаю твоё горе, ибо я разделяла твои мучения; но надо потерпеть, – продолжала она с улыбкой, – и притом не испугать мою птичку, которая спокойно уселась на вашем плече.
Ярослав в самом деле забыл про птичку и начал о ней заботиться, а тем самым принудил и братьев своих взять на себя равную осторожность, чем и удержал их от подобного своему прошения к волшебнице, которое уже вертелось у них на языке.