Русские - собиратели славян

О том, что какая-то часть дружинной знати была местной, говорят особенности погребального обряда: в нём явно ослаблены норманнские черты, что произошло, видимо, под длительным ассимилирующим влиянием славян (возможно, в Гнездове жили скандинавы не первого поколения). Кроме того, по материалам больших курганов известен специфически русский («варяжский») обряд тризны вокруг ритуального котла. Этот обряд, описанный в скандинавских источниках, тем не менее не встречен в погребениях самой Скандинавии, равно как и на Руси, за исключением больших курганов Чернигова. Видимо, он возник в среде варягов, оказавшихся на Руси, и свидетельствует о местном, русском происхождении гнёздовских варягов. /322/

А дальше и сами освоившие восточные пространства норманны в необходимом, хотя, может быть, и не добровольном союзе с местными «авторитетами» просто принуждены были образовать какую-то форму страхования безопасности своих походов за серебром. Для этого вдоль рек и на волоках им необходимо было завести не просто вики, а вики, соединённые определённой единою властью.

Кто-то, возможно, и местным конунгом себя объявляет. Но в целом вся эта большая неуправляемая вольница всё больше выстраивается в структуру, которая неизбежно должна была начать эксплуатировать эту вот самую «штопку». То есть возникает явление, когда буйные атомарные Хрольвы и Торстейны «сидят» на одной транзитно-бандитской ренте. Точнее говоря, они пока, сами того не ощущая, создают, выращивают эту ренту. Чтобы однажды она стала настолько велика, что ради её присвоения заведётся энергичный парень, готовый и способный собрать других энергичных парней. Чтобы подмять под себя власть других.

А это, по сути, последний шаг к образованию государства.

* * *

Итак, на будущей Руси скандинавские бандиты — ну, или в принятой для Средневековья классификации воины — обнаружили сразу два потенциально обогащающих их фактора: наличие на определённой территории мехов (не забудем — и потенциальных рабов) и наличие выхода через эту территорию на потенциального покупателя. Коими выступали прежде всего арабские и византийские потребители и разнообразные посредники — булгары-перепродавцы, хазары — взиматели пошлин, раданиты — профессиональные купцы.

Естественнейшим для Средневековья — да и для дня нынешнего— образом норманны обязаны были устремиться на освоение и покорение этого многообещающего пространства. И устремились. Вспомним: примерно 786 годом датируется первый клад арабских дирхемов в Ладоге. Это несомненный признак, что здесь побывал тот, кто лично сходил в южные походы.

При этом, напомню, очевидны военно-стратегические трудности, которые необходимо было преодолеть скандинавам, чтобы пройти путь до, как минимум, прикаспийских арабов (или хазар, если дирхемы им приходили в результате контактов с Хазарисй). Это преодоление:

— запиравших вход в славянское пространство крепостей Ладоги и Любши;

— волховских порогов;

— волоков и речных путей через финские и славянские земли;

— Волжской Булгарии;

— Хазарии и контролируемой ею волжской дельты.

Противостоять натиску обезумевших от звона серебра скандинавов могло только наличие уже чьего-то контроля над транзитными речными путями с Севера на Восток. Причём сравнимого по силе потенциального отпора силе потенциального нападения. Однако местные племена, во многом утратившие былую пассионарность, — а мы это видим хотя бы на примере угасших к этому времени «дьяковцев», — не могли или не хотели дать соответствующего отпора.

Причин тут, как видится, несколько.