Первая: местные элиты — а отпор всегда организуют элиты — именно что не хотели давать отпор. Ведь, собственно, как мы уже убедились, захожие скандинавы были им полезны и выгодны. Не лезли собственно во власть — нет примеров того, чтобы некий скандинав пытался захватить власть над неким местным племенем. Процесс таких захватов начался лишь вместе с началом построения Русского государства — а до этого тогда было ещё далеко. Зато скандинавы с их выучкой и мобильностью сами собою выдвигались на роль агентов сбыта товарной продукции местных хозяйств. С соответствующими бонусами для тех, кто эту продукцию им поставит. И с возможностью пригрозить непослушным или жадным исправительно-уничтожительными мерами со стороны вислоусых дядек с грозными мечами и секирами. Не думаю, что был избыток тех, кто желал подвергнуться такому «воспитанию».
Разумеется, без конфликтов не могло обходиться и не обходилось. Но в силу первоначальной слабости неорганизованных скандинавских торгово-охотничьих ватажек и характера местности и незначительной плотности народонаселения эти конфликты в целом не могли не заканчиваться установлением отношений сотрудничества. Ведь в конечном итоге, что удобнее? — сразу получить товар и перепродать его — либо сплавляться по бесчисленным рекам и лазить по дремучим чащам в поисках деревенек, население которых случайно не успеет разбежаться при виде чужих кораблей?
Вторая причина, повторюсь: скандинавы первоначально и не вторгались в сферу компетенции местных элит. Земли вокруг много, полной власти над нею ни у кого нет, люди живут себе по своим понятиям в своих лесах. Если и существуют некие племенные центры, то влияние их, как показывает археология, распространяется на ближайшую округу-задругу — то есть от силы на пяток «кустов» из трех-пяти деревенек каждый.
Пространства полно. Было на нём место для финнов и славян с кривичами, — будет и для скандинавов. Селись, коли добрый человек.
Насчёт доброты скандинавов не скажу ничего, но вот селились они здесь тоже, к тому же не претендуя на захват местных городищ. Поначалу, конечно, не претендуя. Потом-то уже другие вопросы на повестку дня встали. Но и позже, когда уже развернулся чисто территориальный аспект русской экспансии, часть скандинавских поселений продолжала существовать в стороне от поселений туземных.
За исключением, впрочем, того обстоятельства, что сами они становились центрами притяжения для местного населения.
И это уже третья причина того, что аборигены не давали заметного отпора пришлым скандинавам. Ведь поселения пришельцев представляли собою не пункты опоры иностранной экспансии, а открытые торгово-ремесленные пункты. Которые не имели государственной принадлежности. До определённого времени мы не видим в них ничего, что напоминало бы остатки государственных учреждений — дворцов, казарм, арсеналов и проч. Здесь всё относительно ровненько, все живут примерно одинаково.
Исполняли эти пункты, следовательно, не политическую, а экономическую функцию. Как и в Скандинавии, они обладали определённой экстерриториальностью. В них волен был заходить кто угодно — если, конечно, не с целью грабежа и захвата. Зашедший получал обслуживание, мог купить новый корабль, обменять старый, починить вооружение, продать или купить что-то из товара, переночевать, погулять с весёлыми девками и так далее.
Не форты для своих, обеспечивающие прочность завоевания. А фактории для всех, предоставляющее свободу торговли.
Кстати. Прежде чем идти дальше, хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Как указывает в своей великолепной работе «Austr í Górðum: древнерусские топонимы в древнескандинавских источниках» наша выдающаяся исследовательница Т. Н. Джаксон, —
Между прочим, curia с латинского переводится как «биржа», а mansio — как «ночлег», «пристанище». Иными словами, для скандинавов речь не идёт о каких-то местных городах или княжеских центрах.
Для них это некие ограждённые поселения —
Точно так — фактория!
Именно с них начиналось административно-территориальное строение страны. От Руси первичного присвоения, Руси рэкетирской опа превращалась в Русь торговую, обменную.
Это хорошо видно на примере по меньшей мере двух археологически однозначно русских факторий: Сарского городища близ Ростова и Тимирёвского возле Ярославля.