Русские суеверия

Представления о колдовской порче бытовали на протяжении столетий. Ср.: «Колдун Терешка Малакуров на соль наговаривал и метал по улицам и по перекресткам, хто перейдет и того возьмет пуще» (XVII в.) 〈Черепнин, 1929〉. Чаще всего следствием порчи считали припадки падучей и кликушество. Как отмечает Н. В. Краинский, «порча играла очень серьезную роль в домашнем быту не только крестьян, но и помещиков, и людей высшего общества. 〈…〉 При условии крепостного состояния помещики боялись порчи от своих крепостных, и крестьяне, желая получить свободу, доносили на помещиков в колдовстве» 〈Краинский, 1900〉.

Боязнь порчи сохранялась вплоть до нашего времени. «Заведующий факторией у нас был карел, из Чупы. Одну он, колдун, черноту знал, портил людям. Сыну сказал: „Не женись, сын, я не перетерплю“. Он велел: „Принеси сыр, я тебе на сыру сделаю“. Сделалось на сыру пятно. „Вот, – говорит, – хоть тебя вылечат, а это пятно на сердце останется“. И сын не женился, пока отец жив был» (мурм.). «Колдуны порчу напускали, трясучку. Раньше по ветру пускали слова. Теперь, говорят, их провода (телеграфные и др.) притягивают» (волог.) 〈Адоньева, Овчинникова, 1993〉.

Роль внушающих страх колдунов традиционно двойственна. К ним же обращаются с просьбой снять порчу, вылечить: «Кто на добро ладит, кто на зло». В Архангельской губернии считали, что болезни бывают двух родов: «…одни рождаются от воды, от лесу, от могилы, от земли и т. п., другие же происходят от порчи недобрых людей. Чтобы узнать, отчего произошла болезнь, колдун берет крест от больного и опускает в воду, в которой рассматривает по своему искусству» 〈Ефименко, 1877〉.

Неоднозначность деяний колдунов объясняли и «прихотью, настроением», и непреоборимым стремлением «портить», время от времени одолевающим колдуна; и «привычкой», и желанием заработать, и даже любознательностью, «любовью к искусству». По утверждению одной из жительниц Терского берега Белого моря, «Андриян да Левонтий (колдуны) – сами испортят, да направят. Вообще-то, они люди обходительные были. Какой-то интерес у них был. То ли сами себя уверяли, что можно это сделать».

Сугубо опасна «свадебная порча». «Среди всевозможных видов порчи совершенно особенной и наиболее распространенной является порча молодых» 〈Попов, 1903〉. «На деревенские праздники в числе гостей приходят люди, известные в околодке за колдунов, ворожей и т. п.; в предупреждение каких-либо с их стороны злых дел втыкают в подстолье нож или становят возле печки опрокинутый ухват; при таких предохранительных мерах колдун не только теряет способность воспроизводить волшебство, но даже и не может долго оставаться в той избе; во всяком случае домохозяин зорко следит за всеми движениями недоброго человека» (владимир.) 〈Добрынкин, 1876〉.

Виды свадебной порчи многообразны: не может сдвинуться с места отправляющийся к венчанию поезд, распрягаются и дохнут кони; на поезжан находит нечто вроде помрачения рассудка, заболевают молодые. Из Саратовской губернии в конце XIX столетия сообщали о колдунах Христофоре Романове и Филате Семенове, которые держали в страхе жителей села Полочаниновка и деревни Федоровки. Рассказывали, как Филат, «когда в свадебном поезде лошади не трогались с места и становились на дыбы, подошел к ним и крикнул: „Ей, вы, – я сам тут!“ – и поезд тронулся во всю прыть; на другой свадьбе заставил Филат гостей обнимать и целовать сохи [столбы, поддерживающие навесы на дворях]. На сходе хотели его побить за колдовство – так нос закрывает; известно, что ежели колдуну разбить нос до крови, обтереть эту кровь тряпкой и сжечь ее, то колдун не будет уж в силах колдовать» 〈Минх, 1890〉.

Дабы невесту не испортили, ее подпоясывали «на голое тело» бреднем, обрывком сети, лоскутами от невода; жених навязывал невесте на крест бумажку с молитвой «Да воскреснет Бог!». Повсеместно был распространен обычай втыкать в платье (в подол) оберегающие от порчи булавки, иголки (безухие иголки, девять иголок в полу верхней одежды – костр.). В Енисейской губернии иголку либо булавку втыкали в ворота дома жениха. Жители Владимирской губернии сыпали в обувь жениха и невесты песок, «чтобы колдун затруднился сосчитать все единичные вещи, имеющиеся на молодых» (это обстоятельство, как и узлы сети, могло стать преградой колдовству). Собираясь в церковь, невеста даже летом надевала на верхнее платье шаль «крест-накрест» (костр.) и т. п.

На свадьбу приглашали «сильного» колдуна-охранителя, которому отводили почетное место. «Раньше свадьбу без колдуна не сыграешь. А то свадьбу испортят… 〈…〉 А берут сильного колдуна: он за крестным едет передом и все это отделает [отколдует]» (новг.).