Русские суеверия

Название «русалка» распространилось в России сравнительно поздно и упоминается в историко-литературных памятниках лишь с XVIII в. Его происхождение не вполне ясно и трактуется по-разному. Слово «русалка» соотносят и со словом «русый», и со словом «русло». Ряд исследователей полагает, что образ русалки «персонифицирует русальский обряд», то есть весеннние обряды и празднества, посвященные умершим и, возможно, испытавшие влияние греческих русалий. Ср.: «Русальничать, праздновать обрядами Семик, Троицу и Духов день» 〈Даль, 1881〉. Русалками могли именовать участников русалий, о которых в историко-литературных памятниках упоминается значительно раньше, чем о русалках. В Киевской летописи под 1170 г. записано следующее: «Володимеру бысть болезнь крепка, ею же скончался мая 10-е русальныя недели в понедельник» (Троицын день приходился в том году на 16 мая). «Разных обрядов и обычаев издавна справлялось в Русальную неделю такое множество и они были так разнообразны, что дням этим усвоено было название зеленых святок, а самое название игрищ этого времени – русалии встречается в произведениях христианских писателей как нарицательное название бесовских, богопротивных, подлежащих церковному запрещению обычаев. Так, Нестор под 1067 г., восставая против языческих суеверий, говорит, что дьявол отвлекает людей от Бога „трубами и скоморохы, гусльми и русальи; видим бо игрища утолчена и людий много множество, яко упихати начнут друг друга, позоры деюще от беса зломышленного дела, а церквы стоят пусты“» 〈Троицкий, 1892〉.

«Имя „русалка“ и название народного праздника „Русалии“ заимствовано славянами из Фракии и Македонии и восходят к среднегреческому или византийскому слову „Rhusalia“» 〈Кагаров, 1918〉. «Самое слово „русалка“, очевидно, позднего происхождения… Это не противоречит утверждению древности самого образа, ибо название это явно нашло приложение к древним представлениям о лесных, полевых, водяных демонических образах женского пола» 〈Померанцева, 1975〉.

В русских поверьях и несказочной прозе XIX–XX вв. русалка – «стихийное и роковое» существо, встреча с которым, в общем, нежелательна.

РУСА́ЛКА-ШУТО́ВКА – существа, сходные со «страшными» русалками, а также про́клятые (владимир., костр., урал.) (см. РУСАЛКА, ШУТ).

«Когда был мост, на нем, всякий почесть Божий день, в летнюю пору, в самые глухие полдни видали шутовку… Сидит, бывало, она на мосту, свеся ноги, и чешет гребнем волосы, и распевает заунывные песни – песенница, знать, была» (урал.).

По верованиям Верхнего Поволжья, русалки-шутовки (лешиньки) похожи на людей, но у них лицо без румянца, космы длинные, груди большие. Их видят в прудах, озерах, проточных водах, где они умываются и «чошутся» (чешутся, чаще всего – спереди назад), и в это время с их волос падают блестки. «Один из крестьян рассказывал, что видел русалку (шутовку), как она в воде перед зеркалом прихорашивалась, другой – как она рыбу да рака ела. Нагие они выходят из воды и на берег; здесь они прогуливаются, разговаривают между собой, смеются, шутят» 〈Зеленин, 1916〉 (шутовок видят и одетых, за стиркой белья). Они любят париться в банях, где «ржут и шутят»; ходят в бани, «чтобы напрясть себе ниток из тех, которые оставлены бабами без благословения». Если накинуть на русалку-шутовку крест, она, как и про́клятая, может стать человеком (владимир.) 〈Завойко, 1914〉.

Согласно поверьям Владимирщины, весьма похожие на обычных людей шуты и шутовки показываются в «нечистых местах», которые есть возле каждой деревни. В Переяславском уезде такой славой пользуется «Большое болото», посредине которого есть что-то вроде пруда, – купаются в нем, однако, лишь смельчаки. «Раз молодой парень пошел купаться, прошел лавы и видит, что на том берегу сидит голая девка и моет голову. Он задумал ее напугать, обошел кругом болото, близко подкрался к ней и закричал. Девка в воду и больше не появилась. На кочке остался кусок ноздреватого мыла. Парень сначала думал, что девка утопилась, долго стоял над водой… Взял кусок мыла, пошел на деревню, ни у кого такого мыла нет, и ничья девка не купалась. А это была шутовка, у ней и одежи-то никакой не было» (владимир.).

Глубоко под водой водяные шуты и шутовки «живут в избах так же, как у нас по деревням, работают, имеют скотинку, в образ которой обращены про́клятые родителями дети или самоубийцы». Под водой они «стряпают, едят, прядут, шьют – одним словом, делают все, как и у нас. Живут артелью одни шутовки. По ночам ходят по деревням и заходят в те избы, где за стол садятся не молясь, бросают на стол куски, смеются за едой, не зааминивают окон и дверей. Там они забирают всякую еду к себе, воют по избам в свой час, уводят про́клятых детей и больших, которые им поддадутся» (владимир.) 〈Смирнов, 1922〉.