Русские травести в истории, культуре и повседневности

В Москве она увидела тех необычных персонажей, о которых кое-что читала в английских газетах. Когда они добрались до Воробьевых гор, их проводник, доктор Гааз, указал на странную серую массу полуживых людей в суровых армяках и шапках. Грязные, угрюмые, бледные, они жались друг к другу, словно воробьи, окруженные хищными котоусыми жандармами. Это были каторжники, их перегоняли в Сибирь. Анна записала со слов Гааза: «Если они заболевают, их отправляют в госпиталь, если они при смерти, им позволяют уйти в мир иной в полном комфорте. Они проходят в день не более двадцати двух верст и отдыхают через каждые два дня. К такой каторге приговаривают только совершивших тяжкое преступление, к примеру убийство. Прочих отправляют в колонии-поселения, в том числе на юг России, где климат даже лучше, чем в Москве». Кажется, Листер не слишком сочувствовала арестантам, или, быть может, проводник уберег своих спутниц от ужасающих подробностей каторжного быта.

Вечерние московские часы Джентльмен Джек проводила с максимальной для себя пользой: усердно расширяла круг выгодных знакомств. Сумела выбить приглашение на прием во дворец генерал-губернатора светлейшего князя Дмитрия Голицына. За отсутствием хозяина эту роль играла Екатерина Владимировна Апраксина, его сестра. В молодые годы она была хрупкой миниатюрной красавицей. Ее бархатистые глаза и мраморный стан, охваченный муслином и шелками, запечатлела в конце XVIII века художница Виже-Лебрен. С той прелестной неоклассической поры прошло сорок лет. Екатерина Владимировна прибавила в весе – и телесном, и светском, став кавалерственной дамой. Ампирная талия исчезла, блеск бархатистых глаз потух, у нее вырос горб, испортился нрав. Но на приемах и балах она держалась великолепно, была, как прежде, приветлива, полна величия и оглядывала всех сверху вниз, несмотря на крохотный рост.

Англичанку и ее робкую бессловесную спутницу Екатерина Владимировна встретила милостиво и чуть высокомерно, уделила им несколько благосклонных минут и представила знакомым аристократам. Среди них была чета Паниных. Граф Александр Никитич, агроном, член Московского общества сельского хозяйства, ученый-самоучка, произвел на Листер самое приятное впечатление. Они стали друзьями. Впрочем, больше ей понравилась графиня Анна Сергеевна, урожденная Толстая. Живая, говорливая, несмотря на свои сорок лет, озорная любительница анекдотов и скабрезных шуток, с лучистыми глазами и приятной русской полнотой, стянутой французским корсетом. Панина понравилась Листер настолько, что несколько дней после встречи она все еще думала о блеске ее глаз, аппетитном декольте, музыкальном придворном английском языке, столь редком в России, об округлостях пикантных слов, об интонациях, полунамеках, о вспыхнувшем к ней, Листер, интересе… Или нет, не может быть, ей, верно, показалось.

Панины щедро покровительствовали англичанкам: возили в театры, клубы, рестораны, показывали печатни, странноприимные дома, училища, сиротские институты. И даже отвезли в русскую баню. «Как же меня там выпарили, слов нет», – только и смогла записать Анна. А позже подвела итоги панинских экскурсий по Москве: «Приятные на вид дома, балы в лучшем парижском стиле и множество, множество красивых барышень!»

Пока Листер изучала древнюю столицу, она задавалась вопросом, куда же дальше. Ей в самом деле очень хотелось дальше – в глубь России, на юг, на Кавказ, в Персию. Но, во-первых, это стоило такого состояния, которого у мисс Уолкер не было. Во-вторых, Энн наивно мечтала вернуться в Англию до Рождества. Ей не понравилась эта страна, не понравились русские, в особенности чувственные венеры, на которых Листер оказалась неприлично падкой.

В декабре Джентльмен Джек наконец приняла решение и сообщила о нем спутнице в тоне, не терпящем возражений: они продолжат путешествие, поедут на Кавказ и в Персию. Мольбы, крики, слезы не помогли. Листер грубо оборвала Энн на полуистерике: «Дальше вместе или расстаемся навсегда!» И мисс Уолкер вновь пришлось подчиниться. Кажется, из них двоих по-настоящему любила только она.

Анну тогда занимала лишь ее новая губительная страсть – Россия. С быстротой полководца, предчувствовавшего победу, она составляла план стремительного покорения русской равнины и кавказского высокогорья: в январе-феврале, когда ляжет ровный твердый снег, они помчат во Владимир, Нижний Новгород и вдоль Волги, через Волгу до Казани, потом – непростой переезд до Саратова, придется вновь пересечь Волгу, затем – Сарепта и Астрахань. Оттуда они едут в Кизляр, любуются живописным Кавказом, взбираются на Казбек и Эльбрус, пробираются по знаменитой Военно-Грузинской дороге в Тифлис…