Сотни, а позднее тысячи людей нашли себе убежище под нашими типографиями. Они спали на рулонах газетной бумаги и между ними. Здесь, внизу, взрывы бомб звучали приглушенно и было относительно безопасно. Однако русские подбирались все ближе и ближе. На крыше разместили артиллерийского наблюдателя. …Когда я поднялся к нему, чтобы видеть все собственными глазами, русские находились уже где-то в 200 метрах от здания. Несмотря на слабое сопротивление с нашей стороны, они не пытались продвинуться дальше. В убежище заканчивалось продовольствие. Лейтенант Штейглер обнаружил со своего поста на вышке пекарню. Но как нам добраться туда? Мы боялись не столько русского обстрела, сколько вербовочных команд. Курьер с пропуском от Геббельса предложил сходить туда. Вернувшись, он сообщил, что там полным-полно хлеба. За время его краткой экскурсии у него несколько раз проверяли документы.
Понятно, что нам требовалось больше пропусков, и единственным способом раздобыть их было напечатать самим. Именно этим и занимались четверо из нас всю ночь. В промежутках мы тренировались подделывать подпись Геббельса. У меня это получалось лучше всех, поэтому я ставил подпись «Д-р Геббельс» под документами сразу, как только они выходили из-под пресса.
На рассвете мы привезли на ручной тележке хлеб. С самого начала все шло очень гладко. Но вдруг перед дверьми пекарни появились советские солдаты. Один из наших знал немного по-польски и заговорил с ними. Русские его поняли и даже помогли погрузить хлеб. Никто не пострадал. Хлеб поднял дух обитателей убежища. И, что еще важнее, наши поддельные документы принимались вербовочными командами без всяких вопросов. Поздно вечером заявился полковник с несколькими людьми и попросил нас немедленно освободить здание.
С наступлением темноты мы стали расходиться. Хотя снаружи было относительно спокойно, нам все равно приходилось прятаться от снарядов. Когда я добрался до аэродрома Темпельхоф, со мной был наш стенографист. Здесь нас неожиданно остановил лейтенант. Только тогда мы сообразили, что забыли сделать документы для себя. Нам велели сесть на ящики с боеприпасами в его вездеходе. Из нелицеприятных реплик лейтенанта мы поняли, что он принял нас за дезертиров. Каждый раз, как мы собирались что-то сказать, он наводил на нас пистолет.
Шофер гнал машину как ненормальный. Вокруг рвались снаряды. И все же мы благополучно добрались до ворот Галле. Затем мы услышали, как позади нас что-то просвистело. Разорвалась бомба. Водитель резко бросил машину вправо, на тротуар. Вторая бомба. …В свете горящих домов я видел, что у лейтенанта отвисла нижняя челюсть. Водитель навалился на руль. Стенографист стонал. Из подвала выбралась женщина. Она хотела оттащить нас в дом. Какая-то девушка принесла простыню. В коридоре женщина перевязала раненых».
Вскоре прибыли санитары и забрали Фандерла, голова которого была вся в ушибах, в клинику Шарите.
«Меня решили подержать здесь, но как раз этого мне меньше всего хотелось. Я ушел и побрел к центру города. Сам не знаю, почему я выбрал это направление. Кажется, где-то после полуночи неожиданно появились солдаты и спросили у меня пароль. Я крикнул в ответ, что не имею об этом ни малейшего понятия. Один из них подошел поближе, посмотрел на меня и сказал: «Эй, да вы ранены!» И отвел меня в какое-то здание.
Я проснулся оттого, что кто-то тряс меня. Чей-то голос произнес: «Вам надо уходить из этой церкви». Позднее я узнал, что ночевал в церкви рядом с разбомбленным отелем «Кайзерхоф». Мне сказали: «Попытайтесь добраться до бомбоубежища под министерством Геббельса». Я остался совсем один. Вечером я пробрался к министерству. Солдаты впустили меня внутрь и положили на койку». (
Фандерл пролежал там до самой капитуляции. В самый последний день солдаты, которые с ним находились, попытались прорваться на запад. Всех их взяли в плен в 300 метрах от вокзала Лертер. Сам Фандерл тоже попал в плен и вернулся только спустя 8 с половиной лет.
Имелось еще много людей, которым, несмотря на голод, болезни и насилие, удалось сохранить свои жизни и человеческое достоинство. Но им пришлось намного тяжелей тех, кто обладал хитростью и сообразительностью.
Одной из таких оказалась фрау Грета К., которая сейчас проживает в Вестфалии. А тогда они с мужем жили в Бабельсберге рядом (восточнее) с Потсдамом; их единственного ребенка эвакуировали в безопасное место.
До 14 апреля война щадила Потсдам и его окрестности, которые пребывали в «самоуверенной изоляции». Но ночной налет 14 апреля сровнял старую часть Потсдама с землей. В соседнем Бабельсберге повреждений было значительно меньше, но здесь в любой момент ожидали появления русских. «Влиятельные» граждане и нацистская верхушка сбежали и находились уже за многие километры от города. «Дружба стала крепче, а отношения с соседями более близкими». (Эта и последующие цитаты взяты из неопубликованного дневника фрау К.)