На улицах появился первый выпуск Panzer Bear. Заголовок газеты гласил: «Боевая сводка для защитников великого Берлина». Обращение Геббельса («Помните…») появилось на первой полосе под заголовком «Важное предупреждение от фюрера». Невозможно с какой-либо степенью достоверности установить, кто издавал газету или где она печаталась. Вероятно, несколько служащих министерства пропаганды выпустили ее на скорую руку в конторе Ганса Фриче[65]
, немецкого радиокомментатора, которого впоследствии оправдали на Нюрнбергском процессе. Panzer Bear, как оказалось, стал последней нацистской газетой Берлина.«В самый первый вечер пребывания (в Берлине) Вейдлингу стало ясно, что имеющиеся в его распоряжении силы могли лишь на очень короткое время остановить значительно превосходящие их силы русских, если вообще смогли бы это сделать, и что лучше всего полностью выйти из Берлина и отступать на запад вместе с группой армий «Висла» (шаг, который в значительной степени избавил бы жителей Берлина от ненужных страданий, а вермахт от огромного числа жертв, не говоря уж о том факте, что тысячам немецких военнослужащих не пришлось бы несколько лет томиться в русском плену).
Когда 56-й танковый корпус только вошел в Берлин, в его составе находились:
1) 18-я моторизованная танковая дивизия (генерал-майора Рауха); относительно целая и незамедлительно брошенная на защиту столицы;
2) 20-я моторизованная танковая дивизия (генерал-майора Шольце); от которой в результате предыдущих боев почти ничего не осталось. Ее командир покончил с собой за несколько дней до отвода дивизии в Берлин;
3) дивизия «Мюнхеберг» (генерал-майора Муммерта); потерявшая значительную часть своего личного состава;
4) 9-я парашютная дивизия (полковника Херрмана); сформированная лишь неделей раньше и жестоко потрепанная в боях между Одером и Берлином;
5) 11-я моторизованная дивизия СС «Норланд» (бригаденфюрера СС Циглера); все еще достаточно боеспособная.
К несчастью, у командиров корпуса и дивизий существовали разногласия по поводу дальнейшего хода кампании. Циглер получал особые приказы от Гиммлера и хотел отойти к Шлезвиг-Гольштейну, поэтому на финальной стадии битвы его пришлось отстранить от командования» (
Утром 24 апреля генерал Вейдлинг еще не был назначен военным комендантом Берлина; шел второй и последний день гастролей полковника Кетхера[66]
. Его производство из полковников в генерал-лейтенанты стало, вероятно, уникальным случаем в анналах немецкой армии; другое нововведение заключалось в том, что новое звание Кетхера напрямую зависело от его пребывания в должности коменданта Берлина.Вечером Рейман попрощался со своими товарищами.
«Лишь несколько офицеров, включая майора Шпрота и капитана Титце, вошло в мой новый штаб: мой прежний начальник штаба, полковник Рефиор, должен был остаться в Берлине. Прощание вышло грустным. Хоть мы и работали вместе совсем недолго, у нас сложились очень теплые личные отношения. И мы по-человечески привязались друг к другу, что осознали только теперь, когда должны были вот-вот расстаться. Я испытывал еще большую грусть от понимания того, что те, кто останется, или погибнут, или, что еще хуже, попадут в плен к русским. Как только стемнело, я покинул Берлин на автомобиле и направился в Потсдам по трассе «Авус», участку шоссе, использовавшемуся для автомобильных гонок. Дорога была забита всевозможным транспортом; солдаты и гражданские в огромном смятении покидали город по единственной оставшейся не перекрытой еще дороге. Во время поездки я мог отчетливо слышать выстрелы из танковых орудий противника и взрывы снарядов при попадании в цель. Оставалось всего несколько часов до того, как русские перережут эту последнюю связь Берлина с внешним миром. Я прибыл в Потсдам и сделал все, что мог, с остатками армейской группы «Шпре» и остальными людьми, которых мне удалось собрать против наступления русских» (
«Окружение Берлина стало для немецкой армии сокрушающим ударом, не только военным, но и морально-политическим. В результате этого удара Германия оказалась разделенной на части» («Правда»).
«Можно в любой момент ожидать известия, что советское знамя развевается над Рейхсканцелярией» («Таймс»).