«Днем я связался с командующим артиллерией берлинского оборонительного района, подполковником Платовым, который находился на башне противовоздушной обороны. Тогда же я проинспектировал различные опорные пункты – что оказалось непросто среди всех этих развалин, – а также несколько батарей, которые к тому времени заняли свои позиции. В целом по различным отдельным секторам Берлина у нас было распределено четыре артиллерийских полка, однако, насколько я помню, в наличии у нас имелось только восемь-десять моторизованных подразделений. Дополнительно у нас были орудия наших собственных четырех дивизий (56-го танкового корпуса) и 408-го артиллерийского корпуса фольксштурма, хотя эти несколько уцелевших орудий оказались практически бесполезными из-за отсутствия боеприпасов. Не будь я коренным берлинцем и не знай город как свои пять пальцев, я бы решил, что невозможно разместить батареи за столь короткое время, отпущенное мне. Однако я знал, куда направиться, без того, чтобы постоянно сверяться с картой. Поскольку большинство орудий оказалось не дальнобойными, то фактически нашлось не так много мест, из которых можно было выбирать: Тиргартен и некоторые площади покрупнее, вроде Лютцовплац, Бель-Альянс-плац, Люстгартен, Александерплац и тому подобное, а также отрезок железной дороги между вокзалами в Потсдаме и Анхальт в центре города. Также мы установили несколько минометов на Бель-Альянс-плац, Лютцовплац и Штейнплац и орудия на железнодорожных путях. Ближе к вечеру я посетил 150-мм батарею в Ботаническом саду, неподалеку от моей берлинской квартиры» (
«Миновав Науэн, где попали под авиационный налет, но не понесли потерь, мы, со скоростью пешехода, добрались до следующей деревни, Вустермарк. Восточная ее часть находилась под огнем противника, а дорога простреливалась пулеметами. Мы решили возвращаться тем маршрутом, которым я пользовался в мирное время. Он шел по окраинам Кетцина, а затем разветвлялась на Марквардт и на Западный Берлин. Когда за нами осталось около 7 километров основной дороги, мы обнаружили, что русская пехота осторожно продвигается по противоположной, спокойной и в основном лесистой сельской местности, с двух направлений: от Паретца на юго-западе и от Приорта на северо-востоке. Мы находились как раз между ними, прямо в том месте, где, вероятно, должно было замкнуться кольцо вокруг Берлина. На данный момент мы были вне пределов досягаемости их оружия, и те выстрелы, что они выпустили по нас, не причинили нам вреда. Заметив нас, две советские передовые группы остановились и укрылись в небольших рощицах.
Мне пришлось задуматься, возможно ли и благоразумно ли будет и дальше действовать по нашему плану. Насколько мы могли судить, это было единственное место вокруг Берлина, которое противник еще не перекрыл. Впереди, возле Фалькенреде, нам нужно было пересечь канал. Уцелел ли массивный каменный мост из песчаника, запомнившийся мне по довоенным странствиям? Если нет, то мы можем застрять на канале и, скорее всего, те две советские передовые группы соединятся, чтобы захлопнуть капкан позади нас! Это было решение, которое следовало принять быстро и которое мог принять только я. Принимая во внимание все признаки полного разгрома, которые мы видели повсюду, я не нарушил бы долга чести, если бы приказал отступить. (Незадолго до этого Крукенберг «повстречал группу распевающих солдат, которые сообщили мне, что радовались, потому что война закончена и теперь, когда подписано соглашение с союзниками, русские не станут их преследовать…»)
Однако опыт Первой мировой войны приучил меня не отступаться от выполнения задания, пока не будут исчерпаны все возможности…
Я велел своим людям не обращать внимания на русских, надеясь, что неприятель может легко принять нас за своих, особенно на таком расстоянии, и спокойно двигаться через эту брешь. И действительно, моя уловка, видимо, сработала, раз обе передовые группы прекратили движение. Так мы добрались до моста через канал… Он все еще стоял, однако фольксштурмовцы возвели на нем заграждения, которые нам теперь нужно было убрать. Занимаясь этим, мы услышали мощный взрыв, и вокруг нас взметнулись тяжелые обломки камня. Из-за них все мы получили болезненные ушибы. У гренадера рядом со мной оказалась серьезно повреждена нога. Мой вездеход был обездвижен.
Берега канала оказались слишком крутыми для наших машин. А самое главное, теперь мы серьезно опасались, что взрыв может встревожить русских позади нас. Тогда мы взяли все, что могли унести, и двинулись пешком. Раненого, под присмотром нашего штабного хирурга, поместили в машину. Свои пустые машины мы отправили на самой малой скорости по той дороге, которой приехали. Они беспрепятственно проехали между передовыми русскими группами.