Русские в Сараево. Малоизвестные страницы печальной войны

И еще, как-то отправившись в соседний городок к двоюродному брату, по ошибке, а было мне в ту пору четырнадцать лет, в темноте вышел не на той станции. Пока я соображал, поезд ушел. На полустанке была одна-единственная деревянная будка, а в те дни как раз ударили морозы – больше сорока градусов. Согреться было негде, до следующего поезда оставалось не менее трех часов. Хотелось завыть, но я предпочел согреваться танцами. Так и проплясал три часа до прихода поезда, даже насморка не схватив.

Подобные истории можно вспоминать бесконечно.

Я фехтовал на саблях и шпагах, играл в футбол, занимался «рукопашкой», сплавлялся по горным рекам на байдарках, много путешествовал. Однажды даже попал со смертельным диагнозом в больницу (диагноз, к счастью, не подтвердился).

Эх, да что там говорить! Даже целовался я впервые в два часа ночи на кладбище. Девчонка из Калининграда, которая подбила меня на этот глупый поступок, была весьма авантюрной. Самое интересное, что сам-то я как раз старался не попадать в подобные ситуации, но от судьбы, говорят, не уйдешь.

После школы я поступил в мединститут, который благополучно окончил через шесть лет, получив диплом врача-лечебника.

По ходу учебы мои интересы постоянно менялись, но как бы то ни было, интернатуру проходил по терапии. А вот работать пришлось невропатологом, вследствие чего я и отправился в Запорожский институт усовершенствования врачей.

Вот тогда-то события и стали складываться в своеобразную цепочку.

Телеграмма с распоряжением отбыть на учебу в Запорожье пришла 19 августа 1991 года. По телевидению уже передавали выступления ГКЧП, когда я собирался на поезд, чтобы ехать на Украину, тогда еще входившую в состав СССР. Путь лежал через Москву.

Правда, трагифарс с ГКЧП завершился достаточно быстро, еще до моего отъезда. Облегченно вздохнув, я выехал на учебу.

Занятия проходили не особо напряженно. Погода меня, не привыкшего к тридцатиградусной жаре в сентябре, радовала.

Я частенько ездил в гости к друзьям в Харьков. Казалось, все спокойно и завершится, если бы не одна случайность…

По вечерам в Запорожье мне было скучновато.

Я оказался значительно моложе своих коллег, прибывших на усовершенствование. Только Филипп Иванчук из Ивано-Франковска более или менее подходил мне по возрасту, но иногда меня так доставали его пробандеровские разговоры, что я по вечерам в одиночестве ходил в кино либо гулял по вечернему городу.

Однажды вечером после просмотра очередного боевика я шел в общежитие, где проживал. Небо украинское – бездонное, звездное.

Темно. Фонтан, подсвеченный разноцветными прожекторами, представлял собой красивое зрелище – зеленые, желтые, синие, красные струйки воды взлетали и падали.

Вдруг какой-то шум привлек мое внимание. Я остановился. Присмотрелся.

Группа человек из пятнадцати стояла у фонарного столба. Еще один взобрался на столб.

Сорвав красный флаг Советского Союза и бросив его вниз, где его тут же принялись рвать в клочки, человек на столбе принялся водружать желто-голубое полотнище.

– Я думаю, что и эти желто-голубые тряпки годятся только для мытья полов, – раздался насмешливый голос.

Это сказал один из двух только что подошедших крепких, рослых парней.

Дело было еще до Беловежских соглашений[8], хотя оставалось совсем немного до развала некогда великого государства.

В Запорожье в основном говорили по-русски, большинство не хотело «разбегаться» с Россией. Но и здесь нашлись ярые представители то ли ОУН[9], то ли УНСО[10].

– Тю! – воскликнул кто-то из жевто-блакитников. – Москали!

– Не москали, а казаки, – с достоинством ответствовал один из парней. – Поняли, холуи бандеровские?

– Бей их, хлопцы! – закричал коренастый, коротко стриженный усач, сам первым кидаясь к казакам.

Но парни оказались тёртые.

Получив увесистую плюху, усач с визгом полетел на сочную траву газона.

Однако силы были явно неравны. С десяток «жевто-блакитных» мужиков сбили казаков с ног и принялись пинать их ногами.

«До смерти забьют!» – мелькнуло у меня в голове.

И тут я совершил очередной глупо-мушкетерский поступок. У палисадника, окружавшего домик, рядом с которым я стоял, вырвал доску. Стуча зубами, то ли от страха, то ли хрен знает от чего, я ворвался в толпу, стремительно нанося удары во все стороны. Ох как пригодился тут мой фехтовальный опыт!

– Бежим! – крикнул я казакам.

Крепкие ребята, а самое главное – сообразительные: у них хватило сил подняться и побежать за мной.

Мои успешные удары доской сильно проредили ряды жевто-блакитников и умерили их желание участвовать в погоне. Все же несколько человек попытались нас преследовать, но мы, свернув в темный проулок, вскоре оторвались от них.

Еще немного пробежав, мы остановились, перевели Дух.

– Откуда ты, спаситель, взялся? – спросил меня русоволосый казак, вытирая кровь с подбородка.

Он выглядел на два-три года старше своего напарника. Был выше меня, широк в плечах, загорелый, лет так около тридцати. Второй станичник, темноволосый, стройный (с вспухающим под левым глазом «фонарем»), держался за правый бок и пытался прощупать, целы ли ребра.