Стоит рассмотреть ту версию, что «первоначальное накопление» и вообще «введение капитализма в России» воспринимается его адептами (не говорю – «осмысляется», тут речь идет о бессознательном) не в плане какого бы то ни было «строительства» (как это было у тех же большевиков), а в топосе сакральной жертвы (подразумевающей разрушение, причем разрушение самодостаточное, не предполагающее за собой ничего, кроме ожидания милости от богов, принимающих жертву). Это, в свою очередь, позволяет осмыслить «приватизацию» в качестве того, чем она и была на самом деле – то есть в качестве жертвоприношения, «гекатомбы». Соответственно, приватизаторы (то есть жрецы) и в самом деле невинны – как невинен ацтекский жрец, вырывающий сердце пленнику.
35
В смягченном варианте – «народ показал свое отношение к тому-то и тому-то». «Отношение» – это еще не воля, но личинка, зародыш ее. Как правило, «отношение» проявляется негативным образом: не «восстали», но «отказались поддерживать», или хотя бы «осудили действием». Что касается угодных либералам действий – то вот, к примеру, характерное в этом плане рассуждение либерального священника Якова Кротова, регулярно выступающего на радио «Свобода». Поводом послужило освящение храма в Екатеринбурге, посвященного Николаю II и его семье. Кротов ссылается именно на «народный ответ»: «Строился храм на деньги номенклатуры, а народ – народ несколько раз поджигал стройку, растаскивал стройматериалы, в общем, высказывал свое отношение к империи всеми доступными средствами». Примерно в таком же тоне либералы перестроечных времен описывали, скажем, распространенное в советское время мелкое воровство на предприятиях: действие вроде бы и нехорошее, но «характеризующее отношение к так называемой социалистической собственности» (читай – правильное, хорошее отношение).
36
В качестве примера жанра: названия подглавок характерного в этом смысле сочинения архиепископа Серафима (Соболева) «Русская идеология»: «…Отступление русского народа от православной веры через увлечение протестантизмом под влиянием противоцерковных реформ Петра I. – Усиление греха отступления в царствование императрицы Анны Иоанновны и в особенности – Екатерины II. – Бессилие государственной власти остановить неверие в дальнейшие царствования императоров, несмотря на их покровительственное отношение к Церкви. Возврат русских людей к истинной вере как необходимое условие для возрождения России и покаяние в грехе бунтарства против власти Помазанника Божия… Сущность покаяния для русских людей, принимавших активное и пассивное участие в грехе бунтарства против царской самодержавной власти». Это – дискурсивный стандарт. Текстов на эту тему существует множество, разной степени хлесткости и публицистического накала.
37
Это, кстати, вносит новый обертон в идею «цареубийства как эмблемы вины русских». Нынешние «хозяева положения», историческую русскую монархию ненавидящие и презирающие, охотно называют цареубийство «страшным преступлением», приписывая его русскому народу. На самом деле, здесь речь идет о банальной проекции. «Царь Николай», в качестве реальной исторической фигуры подвергаемый постоянным издевательствам и поношению, возвеличивается в качестве фигуры власти как таковой. «Не смейте поднимать руку на власть, это неискупимый грех», – говорят они русскому народу – подразумевая под «властью» самих себя. То есть речь идет об абсолютном запрете на революцию – разумеется, не прошлую, а нынешнюю. Подробнее об идеологеме «сам выбирал» – в статье «ЕБН» в этой книге.
38
Следует заметить, что русский народ в либеральном дискурсе определяется как субъект покаяния, как «виноватый». Вина является дефиницирующим признаком «русского». Русские – это совокупность виноватых и наказанных.