Русские вопреки Путину

Это прямо следует из того, что само словосочетание «русский народ» произносится и пишется только в двух случаях: когда над ним издеваются и когда говорят о его вине. Во всех остальных случаях само существование «русских» отрицается. Например, говоря о населении России в сколько-нибудь нейтральном тоне, либерал никогда не назовет его русским: в ход идут слова и словосочетания типа «российские граждане», «многонациональный российский народ», «россияне» и т. п. Во всех случаях эти выражения представляют собой либо уход от «русского» (например, «российские граждане» – это не русские, а «живущие в России по правильно выправленному паспорту»), либо его прямое отрицание: знаменитое ельцинское «россияне» – это строгий антоним слову «русские». «Россияне» – это именно что новый народ Эрэфии, чье существование (эфемерное, но декларируемое) построено на отрицании русского и русскости как таковых. Это несколько напоминает идею «советского народа», но онтологически неполноценную: если в СССР на самом деле пытались создать «новую историческую общность», то «россияне» являются чистой воды спектаклем. Архитекторы «советского народа» верили, что в конце концов все – русские, татары, грузины, евреи – осознают себя «советскими людьми». В эрэфском случае ни о какой реальной интеграции в единую нацию речь не идет: всем понятно, что «татары и евреи» (и вообще все нерусские народы РФ) всегда будут думать о себе только как о «татарах и евреях», и только на Новый год будут нехотя позволять называть себя с экрана телевизора «дорогими россиянами». Но именно это неохотное позволение – «ну сделайте же на минуточку вид, что вас так можно называть» – власть и вымогает из «лиц национальностей», в обмен на тайное союзничество в проведении антирусской политики. «У нас есть общий враг – русский народ; мы живем только потому, что он посажен в клетку; мы должны держать его в клетке совместными усилиями; поэтому мы нужны друг другу» – вот на что намекает «россиянская» власть, обращаясь к «лицам национальностей» как к «россиянам». Русским же людям слово «россияне» сообщает следующее: «а вы, русские свиньи, не имеете права ни на что, даже на собственное имя: вы никто, и звать вас никак».

39

Быть виноватым можно только по отношению к тем, кого мы уважаем. Совершенно неуважаемый субъект (если такого можно вообразить) не может вызвать в нас чувства вины, что бы мы с ним ни делали. Поэтому, кстати, любую «гуманизацию» можно определить как расширение круга уважаемых субъектов (вплоть до «уважения к живому вообще»), а противоположное – к расширению круга субъектов априори презираемых (на чем основана, к примеру, идеологема «недочеловека»). Уважение можно свести к нашему внутреннему признанию того, что некто имеет над нами какую-то власть, пусть даже самую маленькую. Это, кстати, совсем не предполагает жесткой иерархической зависимости. Ребенок, укравший конфетку из буфета, нарушает родительский запрет и виноват перед мамой с папой. Но мама, не сделавшая вовремя ребенку прививку, или отец, не способный содержать маленьких детей, тоже чувствуют свою вину перед ними, etc. Разумеется, чем больше мы уважаем того, перед кем мы виноваты, тем больше вина. Предельные степени уважения – преклонение, поклонение – делают любую, даже самую мелкую оплошность огромной, и наоборот. Одни и те же слова, сказанные прохожему на улице, начальнику на работе, любимой матери и Богу, имеют совсем разный вес.

40

Или, шире: заставить другого искупить свою вину тем или иным способом. Месть в чистом виде – это, скорее, насильственное взимание пени, которую другой не хочет платить. Но можно делать и иначе – например, усовестив виновного («ну сам посуди, как ты будешь своим детям в глаза смотреть»), или взяв свое не с него лично, а с кого-то, кто за виновного отвечает («меня покусала ваша собака, заплатите»), или устроить тайную пакость («она на меня наорала, так я этой паскуде в кофе плюнула»). Это все, впрочем, детали.

41

Умение забывать, откладывать оценку происшедшего, знаменитое «я подумаю об этом завтра» – это ценные умения, без которых практически невозможно жить. Это, кстати, касается не только отдельных людей, но и коллективностей разного рода, сама принадлежность к которым может быть источником чувства стыда, вины, обиды и т. п. (Одна из немногих хороших книг, написанных на эту тему – ницшеанский трактат «О пользе и вреде истории для жизни»).

42

Что разворачивает классические кафкианские сюжеты. В этом смысле известная интеллигентская шуточка о России – «мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» – имеет некий дополнительный смысл: интеллигенты вполне могут сказать это о самих себе – причем отнюдь не как о жертвах кафкианских техник, а напротив, как об их реализаторах и проектировщиках.

43