Русский

Именно в этот вечер из проходной солидного учреждения, что протянулось фасадом вдоль улицы с мирным названием Житная, бодрым шагом вышел мужчина средних лет. Он с удовольствием вдохнул пропитанный бензином воздух, пересек площадь, посреди которой высилась громадная статуя вождя мирового пролетариата, перешел на другую сторону широкого проспекта, поймал «частника» — и был таков.

Машина доставила пассажира до смотровой площадки на Воробьевых горах, где его уже ждали.

— Здравствуйте, Александр Валентинович, — приветствовал его солидный господин в твидовом пиджаке.

— Здравствуйте. Сергей Самуилович?

— Он самый. Ну что, промурыжили вас органы?

— Не так чтобы очень… Повезло мне, попался умный следователь.

— Исаков?

— Да, Лешка. Хороший парень.

— Значит, в органах не задержится.

— Никому не дано знать свою судьбу, — заметил философски Александр Валентинович.

После случая в Воронеже его доставили в Москву, где несколько дней с пристрастием допрашивали, пытаясь обнаружить его участие в преступных замыслах Григория Привольского. Установить истину было не так-то просто. Задержанные охранники Центра с большой неохотой давали показания. Исаков даже как-то разоткровенничался с Тихоновым, в тот момент еще подозреваемым, и в сердцах предположил, что любым их показаниям грош цена, так как все, что они плетут, — ложь и выдумки от начала до конца.

Лишь только непричастность Тихонова к убийству Плукшина стала очевидной, Исаков решил применить к бывшему подозреваемому политику пряника. Ему позарез требовалось установить, знает ли тот хотя бы что-то о местонахождении пропавших из Центра табличек. Однако расколоть Тихонова Исакову так и не удалось, и он скрепя сердце подписал пропуск, дающий Александру Валентиновичу право покинуть опостылевший казенный дом.

Алексей хотел приставить к Тихонову «наружку», но сам к тому времени уже порядком устал от всей этой таинственной истории. Тем более что серьезное преступление — убийство — было успешно раскрыто (кстати, не без помощи Александра Валентиновича и его собачки), а от табличек проклятых пускай голова болит у директора Сосновского. Сам проворонил. Исаков, обрадовавшись такому своему решению, тут же сел и написал заявление об отпуске… начисто забыв о своем бывшем однокласснике, который так и остался объявленным в местный розыск…

Что касается Александра Валентиновича, то для него эпопея с артефактами только начиналась. Ведь он уже несколько дней не общался с Антоном. И даже не знал, где тот находится, жив ли… Попытки дозвониться до Антона по дороге на встречу с Сосновским успехом не увенчались.

Сергей Самуилович свой разговор с Тихоновым начал с признания:

— Вы знаете, я ведь составил специальное письмо в Администрацию президента и приложил к нему копию записки Плукшина…

— Отправили?

— Отправил, — сокрушенно произнес Сосновский. — Теперь и меня, скорее всего, отправят. В стойло.

— Куда?

— Век доживать на пенсии, вот куда.

— Необязательно.

— Уверен, поскольку идиот не имеет права руководить секретным научным центром.

— Вы не идиот.

— И я так считал. Но потом позволил себе принять на веру гипотезу Плукшина о сенсации века…

— Сейчас уже не верите?

— Верю, что нашли нечто уникальное. Знаете, что я думаю? Это вполне могут быть доисторические таблички, изначально обнаруженные где-нибудь в Малой Азии… А на Тунгуску их подбросили, чтобы смутить неокрепшие умы таких энтузиастов, как Привольский, и экзальтированных ученых вроде Плукшина…

— Таким образом, ценность эти «скрижали» все равно имеют?

— Без сомнения. Привольский ведь хотел их продать.

— Мне он рассказывал о миссии спасти человечество.

— Как же! — в голосе Сосновского послышалась горечь. — В момент убийства он находился в квартире Плукшина. Уверен, ликвидация Вилори-ка Рудольфовича в его планы не входила, просто у одного из архаровцев Устинова нервы сдали. Тут подворачивается ваш Антон Ушаков. Вот и решают они устроить подставу… — Сосновский поморщился. — Простите великодушно, вынужден использовать жаргон. Антон с его отпечатками и зонтиком оказался весьма кстати. Хорошо еще, что удалось пристроить дело Ушакова к Исакову. Иначе, глядишь, до Привольского и не докопались бы. Понятно, что Устинов решил заработать самостоятельно и, устроив нападение на меня — если хотите, расскажу как все было, — отнял одну табличку.

— Кто был информирован о пропаже табличек? — спросил Тихонов.

— Никто, кроме отдела Исакова, — уверенно заявил Сергей Самуилович. — Так вы все-таки знаете, где они теперь? У Антона?

— Не верится, что все на самом деле так просто, — качая головой, заметил Александр Валентинович, сочтя нужным повременить с ответом. — Привольский — ученый, ваш заместитель. Неужели он просто-напросто хотел продать таблички?

— Абсолютно точно. Я даже знаю кому.

— Интересно…

— По иронии судьбы, это мой старый знакомый, ныне работает в ЦРУ. Большой специалист по Восточной Европе. Начинал службу в Берлине, как раз в те дни, когда там стали возводить стену. Жил в России, объездил половину Союза в свое время. Человек блестяще образованный, знающий толк в археологических ценностях.