Русский балет Дягилева

В этот момент Дягилев уже крепко вцепился зубами в добычу. Он очень решительно настаивал на том, чтобы за ним оставили уже данные ему полномочия, и очень скоро разговор… приобрел явно нелюбезный тон. Потеряв контроль над собой, Дягилев даже прибег к определенному шантажу. Он заявил Волконскому, что если у него отберут «Сильвию», он откажется опубликовать следующий «Ежегодник»… Волконский, естественно, вышел из себя… перешел на тон и манеры высшего по положению… приказал Дягилеву продолжать работу над «Ежегодником», а если Дягилев не послушается, обещал потребовать его отставки[413].

В коридорах власти неожиданно закипела бурная деятельность. Туда-сюда ходили письма. Посредники пытались примирить стороны. Великий князь Сергей Михайлович, стремившийся сменить в должности Волконского, подстрекал Дягилева твердо стоять на своем, обещая – в качестве последней надежды – обратиться к императору. Когда он сделал это, Николай II произнес весьма загадочные слова: «На месте Дягилева я бы не уходил». Тем временем генерал Рыдзевский, заместитель министра двора и личный враг Дягилева, подсунул царю приказ о немедленной отставке Дягилева. Царь подписал приказ, затем пересмотрел свое решение, но беда уже случилась. Согласно третьему пункту «Устава о службе гражданской» Свода законов Российской империи Дягилев получил то, что называлось «волчьим билетом»: он навсегда лишился права поступления на государственную службу. Со временем он получил номинальную должность в Министерстве двора, и ему продолжали платить жалованье вплоть до 1917 года, но его официальная карьера закончилась. С этого времени он должен был идти своим путем[414].

Такой поворот дел не помешал Дягилеву создавать прочные связи внутри императорской семьи и даже сохранять благосклонность самого царя. Хотя росчерк пера последнего и решил судьбу Дягилева в деле с «Сильвией», Николай II продолжал субсидировать «Мир искусства». На самом деле, с 1900 года, когда, по просьбе Серова (который в то время писал его портрет), царь согласился вкладывать в журнал 10 000 рублей ежегодно, и до 1904 года, когда Русско-японская война вынудила его прекратить выплаты, журнал был обязан своим существованием царской щедрости. Александр Танеев не был членом царской семьи, но его близость к императорской фамилии делала его полезным союзником. Танеев был композитором – обычно его музыку называли «тусклой» и «посредственной» (Бенуа утверждал, что тот был «полностью лишен таланта»). Но он имел личный доступ к царю, будучи начальником собственной Его Величества канцелярии (через которую проходила вся личная переписка царя) и отчимом Анны Вырубовой, фрейлины, которая познакомила царицу с Распутиным. Именно благодаря добрым услугам Танеева Дягилев получил синекуру, которая в какой-то степени компенсировала неприятности, связанные с его отставкой из Императорских театров. Танеев сделал финансовый вклад в сезон исторических концертов 1907 года (вместе со своей Второй симфонией), и по настоянию Дягилева его имя появилось на изготовленных по этому случаю афишах, рекламных объявлениях и программах[415].

Самым главным покровителем Дягилева в императорских кругах был вовсе не царь, а его дядя. Великий князь Владимир был давним и искренним другом мирискусников. Он доверил художественное воспитание своих детей Баксту, часто приобретал экспонаты на выставках «Мира искусства» и, к неудовольствию консерваторов, открыто превозносил дягилевских «декадентов». Будучи президентом Императорской академии художеств, великий князь Владимир был, по собственным словам Дягилева, влиятельным союзником:

…Высокообразованный человек, который не намеревался жертвовать слишком многим во имя искусства, но при этом играл очень важную роль в развитии российской культуры. Все художественные учреждения страны были отданы под его контроль, и он управлял ими, вдохновлял и поддерживал искусство в самых разнообразных формах[416].