Русский балет Дягилева

Традиционно балетмейстер вплетал свое дарование в общую ткань работы оперного театра, где он не только ставил балеты и танцевальные номера в операх, но и исполнял множество других функций: был танцовщиком, педагогом, репетитором и администратором. Теперь, когда весь мир открылся балетмейстеру как потенциальный рынок для его умения ставить танцы, он мог продавать свой талант постановщика независимо от прочих своих умений, на условиях, которые выдвигал сам. В испытаниях деньгами, которые навязывал рынок, сформировался современный хореограф – свободный артист, работающий наравне с независимыми художниками, поэтами, певцами и композиторами.

Головокружительный взлет Фокина от неизвестности к славе в 1909–1914 годы ознаменовал переход от балетмейстера к хореографу. «Радикал» в рядах Мариинского театра, за два года он стал постановщиком, охотно сотрудничавшим со «студией» Дягилева, знаменитостью, полностью осознающей, чего она стоит как в финансовом, так и в художественном отношении. Для Дягилева триумф сезона 1910 года означал жизнеспособность труппы на постоянной основе. Для Фокина же успех того года повлек за собой начало блестящей и многогранной карьеры. С 1910 по 1914 год из танцовщика, лишь несколько лет назад придумывавшего выпускные номера, костюмы для которых брались из пыльных закромов Мариинского театра, он превратился в успешного постановщика танцев. Во многом благодаря западным достижениям Фокина руководство театра повысило его до должности штатного балетмейстера. В качестве балетмейстера, первого танцовщика и хореографа труппы Фокин служил Дягилеву до начала войны – не считая краткого перерыва в 1912–1913 годах, когда эта роль досталась Нижинскому. Его деятельность распространялась и на другие сферы. Летом 1910 года ходили разговоры о том, что он затмил Дягилева, привезя в Лондон труппу из тридцати трех танцовщиков (где его жена Вера Фокина выступала в ранге балерины) на сезон длиной в месяц. В начале 1911 года он поставил «Шехеразаду» и «Клеопатру» для театра Ла Скала, а в июле следующего года Отто Кан и Макс Рабинов обсуждали в оживленной переписке возможность привезти его в Нью-Йорк на совместный сезон с Максом Рейнхардтом. Его карьера свободного хореографа достигла своего пика в 1912–1913 годах, когда Павлова и Ида Рубинштейн делали ему заказы на постановку балетов и танцев для своих антреприз[496].

За все эти достижения Фокин требовал и обычно получал «большие деньги». За месячный сезон в Лондоне он запрашивал 5000 фунтов стерлингов (126 000 франков). За ангажемент в Ла Скала ему выплатили 18 000 франков и вдобавок оплатили дорожные расходы. Финансовые требования Фокина к человеку, который сделал ему имя на Западе, были ничуть не меньше. В записях Дягилева Фокин возглавлял список ведущих исполнителей труппы с жалованьем в 25 000 франков[497]. Внезапное богатство вскружило ему голову. Недовольство «непомерными претензиями» Фокина, как Гатти-Казацца назвал его требование в 1910 году гонорара в 30 000 долларов за участие в качестве балетмейстера в планируемом Дягилевым турне по Америке, распространилось и на его нефинансовые запросы: Фокин настаивал, чтобы его жене, рядовой классической танцовщице, давали исполнять роли балерин. К 1911 году у него появилась неприятная привычка выдавать за свои собственные изобретения то, что было плодом коллективной работы. В случае с постановкой 1911 года в Мариинском «Орфея и Эвридики» он публично преуменьшил роль Мейерхольда в создании спектакля, что ускорило конфликт с режиссером, о котором вскоре заговорили в прессе. «С Фокиным вообще теперь трудно разговаривать, – отмечал в своем дневнике Теляковский, – до того он зазнался – не отдавая себе отчета, что если новое в балете и существует и развилось, то только благодаря Головину и Коровину»[498]. Принимая во внимание историю взаимоотношений Теляковского с Дягилевым, вряд ли стоит удивляться тому, что директор Императорских театров полностью умалчивает о конкурирующей антрепризе. Тем не менее его наблюдения указывают на высокомерие, которое с тех пор стало заметной чертой характера Фокина и придавало особую окраску его замечаниям о конкурентах.