Русский экстрим. Саркастические заметки об особенностях национального возвращения и выживания

– Бери, бери, если так хочешь, – нежно положил кроссовку на носилки тертый медбрат. – Она тебе еще долго не пригодится… – Этот деятель российского здравоохранения, видимо, обладал большим жизненным опытом, запечатленным в том числе и в многочисленных наколках на обеих руках. В госпитале этот иконостас никого не пугал. Оно и понятно: не важно, сколько человек ты погубил, главное – как ты относишься к тем, кто остался жив.

– Доктор, я буду ходить? – тоненьким голосом гнусил мотолюбитель.

– Будешь, – щедро успокоил его медбрат и добавил в духе соцреализма: – Только под себя…

Наше соперничество с жертвой ДТП завершилось обоюдно успешно: его повезли в одну операционную, а меня – в другую. Там уже ждал Александр Иванович на пару с женщиной-анестезиологом. Оба – в масках. Дежурный расспрос: «Страдаете ли аллергией?», «Не было ли мозговых травм?», «Не жалуетесь ли на сердце?» – и меня принялись фаршировать обезболивающими препаратами. Попутно я узнал по голосу маски то самое драматическое контральто, которое только что воевало с «симулянтом-чужаком» из Южного административного округа.

Чтобы эмоции были только положительными, я решил на все решительно положить. И отдаться на волю фортуны.

Сознаюсь честно: несмотря на драматичность ситуации грустно в этот вечер не было. Тем более что в операционной во всю Ивановскую звучало радио «Ретро», запущенное в Москве французами. Начали меня оперировать под звонкую «Феличиту» очаровательной Ромины Пауэр и звонкоголосого Аль Бано, а завершилась операция под ностальгических «Медведей», которые, если верить Наталье Варлей и Аиде Ведищевой, трутся о земную ось. Полтора часа хитов и шлягеров – как в заправской дискотеке! К счастью, врачи и медсестры не танцевали с ланцетами и скальпелями вокруг моего распростертого тела, и дело шло своим отлаженным, кровавым чередом. При этом Александр Иванович еще успевал рассказывать анекдоты и постоянно спрашивал, нравятся они мне или нет.

Доктор проверял, жив ли я еще.

– Как вы себя чувствуете? – интересовался Иваныч, прежде чем перейти к очередной байке. Единственный показатель, по которому Россия перегнала все страны мира, включая Белиз и Папуа-Новую Гвинею, это количество анекдотов, придуманных в год. Правда, за некоторые из них еще Брут убивал Цезаря.

– Приходит Путин домой, – продолжал неиссякаемый Иваныч, – заглядывает на кухню, открывает холодильник и видит студень. «Не дрожи, я за кетчупом», – говорит президент… Или вот, еще один, тоже кремлевский. Встречаются двое. Один другого спрашивает: «Вы откуда будете?» – «Да мы из-под Питера». – «Мы все сегодня из Питера. Поточнее, пожалуйста! Откуда?» – «В общем-то, мы из Бишкека».

…Я лежал на животе с замороженной в заднем махе неестественно, по-балетному оттянутой ногой, упоенно нюхал нашатырь и думал под пугачевские «зайку» и «тазик» о неизбывной специфике российского здравоохранения в стремную эпоху братьев Зурабовых. В шедеврах русской литературной классики в критическую минуту перед глазами у героев обычно проносится пестрым шлейфом вся их прошедшая жизнь: розовое детство, первая любовь, дети, внуки, тещи и все такое… В моем же сознании, сколько я ни тужился, возникали только образы людей в белых халатах, увиденных мной за год общения со страной непредсказуемого прошлого.

Первой в этой фантасмагорической череде появилась доктор Оля из дорогущей платной клиники. Я попал к ней на прием с жуткой простудой, подхваченной жарким летом. Никого из терапевтов в путинской Москве я еще не знал и обнаружил Олину клинику на рекламной листовке в почтовом ящике тещи. Вместе с бумагой, прославлявшей ближайший овощной рынок – «Ешь морковку, лук и хрен, будешь, как Софи Лорен!» – лежал проспектик, который обещал жаждущим здоровья настоящие сады Семирамиды по доступнной цене.

Проверив, уплатил ли я предварительно в кассе кругленькую сумму за консультацию, доктор Оля – так я ее сразу назвал про себя – не спешила переходить к делу и обследовать меня. Она сперва поинтересовалась, кем я работаю, бываю ли в зарубежных командировках, и заметно возбудилась, когда узнала о моем французском прошлом. Она была невероятно, подчеркнуто предупредительна. А разве можно сегодня в России встретить вежливого человека, который ничего не пытается впарить вам?

– Гипертоник? Вас раньше неправильно лечили, – провозгласила доктор Оля, пощупав мой пульс и померив кровяное давление. – Кстати, у вас есть дома тонометр?

Узнав, что есть, она расстроилась:

– Кистевой тонометр, хоть и японский, вещь ненадежная… Нет, такому человеку, как вы, нужен солидный аппарат! Значит, так. Записывайте! Поедете на бывшую ВДНХ по этому адресу и купите вот такой аппарат. Только такой! И непременно скажите, что вы от меня.