Русский фронтир

Саша была слегка подкована в таких вопросах. Знай своего врага! Хануман – анаграмма слова «анхуман», то есть «нечеловек», ну или «античеловек». Анхуманы – сатанисты, хотя необязательно. Они слишком радикальные, чтобы их терпела в своих рядах даже хелленмарская знать.

– И сразу нет, – твердо сказала Александра. – Участники тендера получат долю вычислительных мощностей в будущих губерниях – в соответствии с их вкладом в строительство. Я не позволю, чтобы враги рода человеческого крутили свои задачи на наших мощностях.

Нечеловек издал глухое угрожающее ворчание, и Саша невольно обратилась к бортовому фантому «Шойгу». Тот уловил команду и незаметно для окружающих накинул на девушку следящий кокон силового скафандра. Стоит кому-то напасть, и кокон станет полноценным полем за микросекунду. Только когда твой противник – отродье, даже это – слишком медленно.

Хануман каким-то образом почувствовал контур ее скафандра и тут же сменил рык на дружескую ухмылку.

– Ваше сиятельство, я лишь скромный меценат с окраин системы. Пусть я постчеловек, но сердце мое открыто для имперского цисгуманизма. Мне нужны вычислительные мощности исключительно для добрых дел.

– Каких это?

– Я покажу, – он сделал шаг в сторону и вытянул руки – из них посыпался песок, складываясь в трехмерную фигуру.

«Наноматы – здесь!» – мысленно воскликнула Саша и отдала приказ запечатать скафандр. Тут же зеркальный слой закрыл ее ото всех, потом стал прозрачным, но это была лишь иллюзия прозрачности. В носу зачесалось от запаха разнотравья – скафандр открыл дыхательный портал в какой-то заповедник на Земле.

Тем временем песок принял форму ребенка, скорчившегося на полу. Статуя идеально повторяла живого человека… И тут она открыла глаза.

Ребенок был одет в обтрепанный первопроходческий скафандр прошлого века – такие еще донашивают нищие потомки кометных фермеров и горняки на спутниках планет-гигантов. Забрало треснуло. На бледном лице следы авитаминоза. Мальчик с мольбой смотрел на Сашу. Он протянул к ней руки.

– Тетя, я хочу жить. Пожалуйста! Разве я не могу жить? Маму и папу убили… Дай мне жизни, хоть крошечку! – Призрак ребенка метнулся к ней, но был рассыпан ударом поля – защитная система скафандра отреагировала на смертельный ужас владельца.

Разлетевшийся песок стал собираться снова – теперь он воссоздавал маленькую девочку в порванном платье. Кожа ее была зеленой, а за ушами вспухли нежные рубцы жабр. Гидропонические сферы вольнопоселенцев Лагранжии-5 – вот откуда она, поняла Саша.

Девочка открыла глаза и тут же стала плакать, под ней быстро натекла лужа крови. Она была в шоке и ничего не говорила, лишь скулила и раскачивалась.

– Я собираю малых сих по самым ужасным уголкам системы, – пояснил Хануман. – Мальчика я спас сорок лет назад с Весты – супрематисты Пояса бомбили горняцкие поселки в глубине Реясильвии. Я снял цифровую копию. Оригинал умер от удушья неделю спустя – не хотел уходить от останков родителей… Девочку я скопировал в одной из сфер «Милости спирулины». Я мирный человек, так что мне пришлось дождаться, когда солдаты Венерианского фронта надругаются над ней и уйдут в следующую флоросферу. Оригинал погиб час спустя, когда лазерный залп с фрегата разнес на куски всю кладку «Милости».

– Зачем ты мне их показываешь?

– Они были лишены жизни против своей воли. Злые люди надругались над ними. Не нелюди, но обычные люди. Малые сии достойны лучшей жизни. Я хочу им лишь добра – в виртуальной среде я излечу их раны и отведу к свету постгуманизма. Для этого мне нужно немного места в губерниях, чтобы развернуть там виртуальность для моих воспитанников…

– Отдай их мне. Я отведу их в царствие цифровое, – сказала Вонг.

– Нет, – тут же отказался Хануман, сделав такой жест, словно защищает кого-то дорогого, но на месте девочки остался лишь песчаный холмик.

– Почему?

– Они только мои.

Саша сняла с груди нательный крестик, и тот стал расти, пока не стал размером с ладонь. Этот крест она направила на Ханумана, и тот попятился.

– Ты знаешь, что это, – сказала она. Он невольно кивнул. В ее руках был ключ в царствие цифровое, только вот никто не мог попасть туда непроверенным. Сразу после оцифровки человек оказывался в изолированном пространстве, где вся его жизнь просматривалась в ретроспективе – событие за событием извлекалось из глубин памяти и переживалось заново – посредством постановки-реконструкции. Субъективно процесс занимал годы, хотя длился не дольше часа – благодаря ускорению времени. В ходе процедуры решалось, достоин ли человек войти в царствие цифровое. Безопасен ли он для Империи, ведь ему позволят попасть в самое сердце губерний. Побочным эффектом такой проверки становились душевные муки невообразимой силы. Некоторым требовалось очень много времени, чтобы пройти процедуру, осознав и приняв все свои жизненные ошибки. Тем не менее человек, как бы мерзко он ни жил, рано или поздно пройдет процедуру, а вот нечеловек – никогда.

– Иди сюда, коллекционер, – сказала Саша, шагая к анхуману. – Попадешь в царствие цифровое вместе со всеми своими воспитанниками.