Русский язык в зеркале языковой игры

Перцов отмечает, что «современная семантика — с ее преимущественным вниманием к различиям интерпретации слова (выделено автором.—Я С.) —не умеет объяснять эффекты, связанные с совмещением лексических значений» [Перцов 1996: 30]. Казалось бы, каламбур, объединение в тексте разных значений (типа: Бескорыстный человек: защищал чужую диссертацию(Эмиль Кроткий); Часы ходят, но не идут),подтверждает точку зрения Н. В. Перцова, свидетельствует об единстве слова в разных значениях, о наличии некоего инварианта. В действительности, однако, каламбурное обыгрывание многозначности слов не имеет к рассматриваемому вопросу никакого отношения. Вспомним, что в каламбуре используется не только многозначность слов, но и паронимия (На всякого заведующего есть свой завидующий(Эмиль Кроткий)), и омонимия (Танцы—трение двух полов о третий).В обоих случаях говорить о единстве слова невозможно. Правда, Ю. Н. Тынянов ввел понятие «звуковой метафоры» (сближение семантически далеких слов с помощью их звукового сходства) и писал: «если в ряд, в строй поставить чужие, но сходно звучащие слова, они станут родственниками» (цит. по: [Павлович 1986: 77]). В. П. Григорьев и некоторые другие исследователи, конкретизируя это положение, выделяют в случае паронимии квазиморфемы, состоящие, в свою очередь, из квазифонем [Григорьев 1979: 286—299]. Однако нам выделение этих единиц представляется неубедительным: если в случае платок—пилоткаможно видеть квазикорень ПЛТК, то о каком квазикорне может идти речь в случаеомонимии слова и целого словосочетания или омонимии двух словосочетаний, ср.: Ударяйте кол о кол — Вот и будет колокол(Н. Глазков); Надев — на дев; Отдам — от дам (Д.Минаев); по ковру —пока вру(А Чехов)? Еще важнее то обстоятельство, что даже если отвлечься от сложных случаев и рассматривать только сходство по звучанию двух с л о в, то и тут легко заметить, что «брак» паронимов-слов моментально приводит к «разводу»: это не родство, а «шапочное знакомство», память о котором моментально стирается. Говоря о заведующихмы вряд ли думаем о зависти, а уставившись в пол, вряд ли думаем о половых различиях (см. приведенные выше шутки). Память о случайной встрече оживает исключительно при новой встрече, при обыгрывании тех же слов (отсюда реакция типа: «Старо! Уже было у Эмиля Кроткого!»).

Подводя итог, можно утверждать, что каламбурное обыгрывание слов (в том числе и обыгрывание многозначности слов) не имеет отношения к вопросу о единстве слова, о наличии инварианта и т. д. Каламбур строится на тождестве или сходстве слов или словосочетаний по звучанию или написанию. Смысловое объединение (временное и случайное) возникает совсем по другой причине: у говорящих есть четкое представление о соответствии формы и содержания в языке: если два слова или словосочетания совпадают или сходны по звучанию, они и по смыслу могут иметь нечто общее. Но об этом мы будем говорить в другом месте (см. с. 434—456)

Значение языковой шутки для исследования лексики состоит в другом. Как мы уже говорили, шутка — не только ценный иллюстративный материал, она позволяет выделить для того или иного слова некоторые смысловые компоненты, которые могли бы остаться незамеченными.