2. Естественно, что наибольшие возможности для игры предоставляют семантически содержательные (а не синтаксически обусловленные) категории. При этом обыгрыванию чаще всего подвергаются морфологические формы не в их основных, а в «несобственных значениях» (в этих случаях говорят обычно о транспозиции форм). Таким образом, в большинстве случаев мы будем говорить об обыгрывании, необычном использовании таких форм, которые и в нейтральном употреблении не совсем обычны (напр., «докторское
3. В данном разделе работы мы будем рассматривать значение и употребление не только личных форм глагола, но и личных местоимений — поскольку, по справедливому замечанию Т. В. Булыгиной и А. Д Шмелева, «функция элементов, связанных с лицом, не зависит от того, в каком конкретном месте высказывания этот элемент локализован, т. е. является ли он автономным словом или словоизменительным аффиксом» [Булыгина — Шмелев 1997:319].
Для русского языка вполне справедливо замечание А. Мейе о категории рода французских существительных: род —«одна из наименее логичных и наиболее неожиданных грамматических категорий» (цит. по: [Виноградов 1990: 127]). Говорящие ощущают произвольность, смысловую немотивированность деления существительных по трем родам. Впрочем, «родовые несуразности» (выражение В. А Виноградова) ощущаются и обыгрываются говорящими сравнительно редко. Один пример:
Чаще подчеркиваются различия между категориями рода и пола. Ср. след, шупсу:
На остановке:
Употребление среднего рода прилагательного при описании человека связано с грубо презрительной оценкой:
[Сенатор Аблеухов спрашивает сына о бедном разночинце]
Морфологическая категория лица, в сущности, является прагматической. В ней отражаются отношения между участниками речевого акта: 1-е лицо — говорящий (или — во множественном числе — говорящий + другие), 2-е лицо — слушающий (слушающие), 3-е лицо — все остальные (и всё остальное).
Как мы уже отмечали, обыгрыванию чаще всего подвергаются морфологические формы не в их основных, а в «несобственных значениях», когда одно лицо используется «вместо» другого. Ср. пример Е. В. Красильниковой [1990]:
2-го, а 3-е лицо мн. числа —вместо 1-го, и эта двойная транспозиция не делает фразу аномальной.
3-е лицо вместо 1-го
1. Говорящий «прячется» за кого-то, как бы снимает с себя ответственность за свои поступки, как это делает Пушкин в письме к П. А Вяземскому:
Этот прием любил использовать (особенно в письмах) А. Чехов. Вот три примера из его писем к О. JI. Книппер-Чеховой, 1901 — 1902 гг. (во всех трех третье лицо перемежается с первым):