Но в больнице никто не догадывался, что я пария. И в палате у нас сложились дружеские отношения. Потом, правда, тоже заявили, что будут политзанятия и нужно представить справку, допущены мы до них или не допущены. Мне пришлось представить справку, что меня не допустили, но моим подружкам по палате было уже на это наплевать. Дальше инфекционной больницы не сошлют. Так, благодаря гепатиту я выбралась из тупика, преодолела стресс.
А когда настала пора выписываться, примерно через месяц, выяснилось, что при поликлинике имеется изолятор. Половину верхнего этажа корпуса отдали под “бывших заразных” (в Китае тех лет многие страдали гепатитом, все боялись его подхватить), их селили в отдельные комнаты. Более того, на правах больной я могла не ходить на политзанятия, не участвовать в политических движениях. Благодаря болезни у меня началась новая жизнь, свободная от вовлечения в политику.
Глава 7
Конец “культурки”
Нами, гепатитными, никто особенно не занимался; мы сбились в компанию, гуляли по паркам, которые стояли совершенно пустые, поскольку народ по большей части был либо в деревне, либо (если в городе) почти все свободное время проводил на политзанятиях. А к нам не приставали ни с идеологией, ни с политикой – это был год настоящей вольности. Мы ездили на велосипедах в Летний дворец, пролезали на территорию через полуразрушенную стену, перекидывали велосипеды, находили дальний уголок, где в теплые месяцы можно было плавать, загорать на травке. В общем, хорошо было.
Тем не менее я понимала, что отныне могу рассчитывать только на свои силы и должна спасать пошатнувшееся здоровье. В тюрьме я легко переносила тяготы, в деревне выезжала на том, что работаю за троих, быстро осваиваю сельские навыки. А тут у меня отнимают здоровье, последнюю мою опору. Я очень боялась, что стану полным инвалидом, и тогда мне конец – по вполне обыденным, не политическим причинам. Слава богу, все обошлось. И надо сказать, что именно в “культурную революцию”, во второй ее фазе, зародился массовый интерес к китайской медицине, в том числе к дыхательной гимнастике. Не было этой традиции в Китае XX века; так что она тоже имела вполне революционное происхождение. Просто потому, что обстоятельства заставили перейти на принцип “помоги себе сам”.
На улицах никто тогда еще не занимался зарядкой, всяческими упражнениями, зато появились брошюрки, инструкции по “народным” техникам лечения. Потому что не хватало медиков, особенно в деревнях, и властям пришлось признать так называемую категорию босоногих врачей. Что значило: самоучкам разрешается лечить, если результаты не плачевны. В институтском (не больничном) общежитии был один такой знахарь. Вообще-то изначально библиотекарь, но, перевоспитываясь в деревне, он всерьез занялся иглоукалыванием и довольно успешно ставил иголки всем нам.
А еще в результате привольной жизни в этой “боткинской” компании у меня начался роман с однокашником, изучавшим лаосский язык. Так определилась моя судьба. Мы поженились в 1972 году, что было не так уж и просто устроить: даже сейчас китайским студентам вплоть до аспирантуры запрещается вступать в брак, а тогда тем более. Но мы были весьма великовозрастными студентами: сколько лет в тюрьме, деревне, в целом – “культурная революция”. К моменту возвращения в Пекин у большинства образовались устойчивые пары. Пока мы были в деревне, на такие неформальные союзы пытались устроить гонения; военные комиссары и активисты выступали и кричали:
– Что за безобразие! Выходит вечером патруль, а вы – кто под мостиком сидит, кто-то на бережку, в кустах. Что там у вас происходит? Прекратить!
Но вообще в этом смысле все тогда как-то было проще – и гораздо медленнее, чем сейчас. Люди общаются, смотрят друг другу в глаза, ощущают токи, всё чаще встречаются. Так постепенно и складываются отношения, достаточно сдержанные, в соответствии с патриархальным воспитанием. Даже в нашем китарусском доме, где мы с Лялей жили привольно и ходили на танцульки с иностранцами, соблюдались строгие этические нормы, до свадьбы ни-ни. Но и самой свадьбы тоже, как выясняется, ни-ни. И тут вышло специальное указание МИДа: поскольку мы уже достигли брачного возраста и еще придется доучиваться, то студентам дозволяется вступать в браки, если получено спецразрешение.
Стали играть свадьбы в общежитиях практически каждый день. Одна, две, а то и три пары. Очень редко торжества проходили дома у жениха или невесты: среди нас мало было пекинцев. Приносили конфеты (тогда они были нормированные), семечки, обычные орешки. Например, арахис считался шиком, настоящим лакомством. И бегали весь вечер с одной свадьбы на другую. Вот такая свадьба была и у меня.