Русский консерватизм и его критики: Исследование политической культуры

Весь Московский народ более подвержен рабству, чем пользуется свободой; все Москвитяне, какого бы они ни были звания, без малейшего уважения к их личности, находятся под гнетом жесточайшего рабства… Если бы кто в прошении или в письме к Царю подписал свое имя в положительной степени, тот непременно получил бы возмездие за нарушение закона касательно оскорбления Величества. Необходимо присваивать себе уменьшительные имена, например: Яков должен подписываться Якушкой, а не Яковом… Нужно себя называть холопом [cholop], или подлейшим, презреннейшим рабом Великого Князя, и все свое имущество, движимое и недвижимое, считать не своим, но Государевым. Царь Московский превосходный выразитель такого понятия: он своим отечеством и его гражданами так пользуется, что его самодержавие, никакими пределами, никакими законами не ограниченное, ясно оказывается, напр., в полном распоряжении имениями частных лиц, как будто бы природа все это для него одного только и создала[68].

Сигизмунд фон Герберштейн, другой путешественник в Московию, чьи записки, впервые опубликованные в Вене в 1549 году, оказали сильное влияние на формирование европейских представлений о России, с удивлением замечал, что «все жители страны называют себя государевыми холопами»[4].

Ключевский в очень ценной главе своей классической «Боярской Думы» поставил вопрос, почему в России не сложился тип аристократии, известный из истории Западной Европы и даже из истории соседнего Литовского государства. Одно из объяснений, которое он предлагает, заключается в том, что если на Западе аристократия появилась из рядов завоевателей, то в России она была составлена из бывших правителей княжеств, завоеванных Москвой и потому подчиненных царям Московии. Другим фактором было учреждение местничества, которое, хотя и раздражало власть, вызывало постоянные конфликты в рядах аристократии и таким образом препятствовало появлению корпоративного духа. Но главным фактором был экономический. Начиная с 1540 года русское крестьянство стало покидать центральные районы Московии, колонизируя прилегающие регионы и лишая таким образом землевладельческую знать рабочей силы, без которой поместья ничего не стоили. Чтобы привязать крестьянство к земле — этот процесс занял следующие сто лет и завершился полным его закрепощением, — аристократия отказалась от своих политических амбиций[69]. Именно крепостничество стало тем фактором, который связывал высшие сословия России и монархию с середины XVI до середины XIX века, и это стало причиной сдачи знатью своих политических интересов[5].

Понятие аристократии в России было окончательно уничтожено Табелью о рангах, введенной Петром I в 1722 году. Чтобы обеспечить максимум службы со стороны своей знати и в то же время дать талантливым людям незнатного происхождения возможность претендовать на благородный статус, Петр ввел принцип меритократии, благодаря которому все члены служилого класса, или дворяне, несмотря на происхождение, должны были начинать службу — в армии, на флоте, в бюрократии или при дворе — с низшего, 14-го чина и затем постепенно подниматься по карьерной лестнице. Простые люди, получив военный чин низшего класса, автоматически становились дворянами; те, кто находился на гражданской службе, получали этот статус, достигая чина восьмого класса. Высшие четыре чина в служебной иерархии были известны как «генералитет». Табель о рангах окончательно подорвала то, что оставалось в России от настоящей знати, поскольку аристократия по определению получает привилегии по праву рождения, а не благодаря продвижению по службе.

В стране, не знавшей сословий, не было места и для Генеральных штатов, где в законодательной деятельности могли участвовать разные слои общества. Два института, внешне напоминавшие западные Генеральные штаты, — Боярская дума и Земские соборы — не имели законодательной власти: скорее они были придатком царской бюрократии, чем представителями населения в целом.