Русский консерватизм и его критики: Исследование политической культуры

Благополучно совершившиеся в десятилетнее мое царствование и ныне по моим указаниям еще совершающиеся преобразования достаточно свидетельствуют о моей постоянной заботливости улучшать и совершенствовать, по мере возможности и в предопределенном мною порядке, разные отрасли государственного устройства. Право вчинания по главным частям этого постепенного совершенствования принадлежит исключительно мне и неразрывно сопряжено с самодержавной властью, Богом мне вверенною. Прошедшее в глазах всех моих верноподданных должно быть залогом будущего. Никому из них не предоставлено предупреждать мои непрерывные о благе России попечения и предрешать вопросы о существенных основаниях ее общих государственных учреждений. Ни одно сословие не имеет права говорить именем других сословий. Никто не призван принимать на себя передо мною ходатайство об общих пользах и нуждах государства[95].

Он приказал закрыть собрание и одновременно отменил указ 1831 года.

Сын Александра и его наследник Александр III отреагировал на записку, представленную ему двумя известными дворянами, еще резче: «Что эти скоты вмешиваются не в свое дело?»[96]

Такое отношение господствовало не только при дворе: оно пропитало весь административный аппарат императорской России. Знаменитый юрист А.Ф. Кони, на собственном опыте познакомившийся с неприятием бюрократией идеи независимой судебной власти, следующим образом описывал образ мыслей губернаторов — самых высокопоставленных администраторов страны:

Губернатор, в большинстве случаев, привыкал смотреть на себя не только как на высшего представителя местной административной власти, но и как на хозяина губернии во всех отношениях, перед которым подобострастно склонялось местное общество, за исключением — да и то не всегда — губернского предводителя дворянства и архиерея. Он нередко приходил в гневное недоумение, когда под боком у него вырастала власть, местные носители которой ни в чем от него не зависели и от которых он мог требовать и ожидать не повиновения, а лишь вежливости и внешнего уважения, так как внутреннее надо было еще заслужить[97].

Российская монархия продолжала следовать правилам средневекового княжеского двора, «цель которого всегда заключалась в возможности жить за счет населения, без каких-либо обязательств по отношению к общему благу и признания гражданства, общего для всех»[98].

Конечно, как это происходит со всеми общими концепциями в человеческой деятельности, на практике автократический идеал в определенной мере должен был уступать реальности. Власть правителей России не была столь абсолютной, как они заявляли. Один российский историк, например, заметил, что царская власть часто не доходила до поместий крупных землевладельцев, которые управляли ими как собственными независимыми владениями[99]. Монархи также должны были бороться с местничеством. Бюрократия часто исполняла царские приказы по своему собственному усмотрению. Землевладельцы во второй половине XVII века, как известно, уклонялись от обязательной службы и укрывались в своих имениях. Но такие отступления от идеала не меняют понятий в историческом словаре и не делают их несостоятельными. Так, «капитализм» при всем его настойчивом требовании свободного, неконтролируемого рынка всегда должен соглашаться на некоторое регулирование со стороны правительства. «Демократия», которая означает власть народа, была и, в определенной мере, остается ограниченной влиянием частных интересов в виде лобби. И все же, при всех этих исключениях, капитализм и демократия существуют как опознаваемые институты и отличаются от всех остальных форм экономической и политической организации. Это относится и к патримониальной, вотчинной автократии.

Режим, не опиравшийся на народ, которым он управлял (а на самом деле даже отвергавший его поддержку), жил в постоянном ощущении опасности и страхе перед разрушением. Этот страх заставлял российских мыслителей, как и население в целом, поддерживать самодержавие как единственного гаранта внешней безопасности и внутренней стабильности. Это был замкнутый круг: русские люди поддерживали автократию, потому что чувствовали себя бессильными, и они чувствовали себя бессильными, потому что автократия не давала им никакой возможности ощутить свою силу.

Глава II. Рождение консервативной идеологии

Суверенитет, который Москва приобрела в результате освобождения как от монгольского, так и от византийского господства, заставил ее столкнуться с множеством политических вопросов, которые ранее уже были решены другими. Это дало начало дискуссиям, ознаменовавшим появление в XVI веке русской интеллектуальной жизни.