Параллельно с появлением феодализма Европа стала свидетелем возвышения городов. Относительный мир, которым континент наслаждался с XI века и далее, привел к оживлению торговли. Она концентрировалась в городах, которые из крепостей, обеспечивавших своих жителей немногим более, чем простой безопасностью, превратились теперь в процветающие центры торговли. Сначала они поднялись в Италии, затем в Нидерландах и северной Германии. Средневековые города обеспечили себе право самоуправления, отделившись от феодальных лордов, контролировавших сельскую местность. Это право позволило им избирать своих собственных судей для отправления правосудия и обложения граждан налогом. Последним были предоставлены широкие права и свободы, неизвестные в феодальной деревне, такие как право собственности на городскую недвижимость[32]
. Они и легли в основу западной системы гражданских прав. Как и в случае с феодализмом, их тоже не было в какой-либо другой части света.Таким образом, власть европейских королей с самого раннего времени ограничивалась множеством идей и институтов, как то: убеждением, что король обязан заботиться о благосостоянии своих подданных, уважать обычай и не издавать законы по собственной прихоти; что перед принятием решений, касающихся всей страны, он должен советоваться с народом, а главное, что он должен уважать собственность своих подданных.
Ни упадок феодализма, ни триумф королевского абсолютизма не разрушили эти ценности. Историки согласны с тем, что концентрация беспрецедентной власти в руках европейских монархов в XVII и XVIII веках была обусловлена необходимостью усиления роли современных профессиональных армий, сменивших феодальные ополчения. Такие армии требовали огромных финансовых расходов. Их было трудно обеспечить посредством традиционных методов повышения налогов с одобрения штатов: «Столкнувшись с необходимостью мобилизации все большего числа мужчин и финансов, короли стали нетерпимы к препятствиям и местничеству штатов и налогоплательщиков»[33]
. Поэтому во многих континентальных странах они прекратили созывать штаты, и последние тихо прекратили свое существование. Этого не произошло в Англии, которая не имела постоянной армии.По существу, абсолютизм означал, что короли могли издавать законы по собственному усмотрению — как Людовик XV сказал о себе: «À mois seul appartient le pouvoir législatif, sans dépendance et sans partage»[34]
. Эта практика, безусловно, нарушала обычай, распространившийся в Европе в течение предыдущего тысячелетия. Согласно ему, короли не издавали новые законы, а лишь проводили в жизнь уже существующие, а если требовалось новое законодательство, то оно вводилось с согласия народа*.«Едва ли найдется какой-нибудь важный закон, в котором средневековый монарх не утверждал бы, что он издан после консультаций и одобрения, т. е. в согласии с правовыми представлениями сообщества»
Однако даже абсолютизм, лишивший народ политических прерогатив, не посягал на фундаментальные гражданские права и права собственности. «Абсолютная монархия — это понятие, противоположное феодальной раздробленности. Но оно не означает деспотизма или тирании»[35]
. Поэтому неправильно утверждать, что абсолютизм предвосхитил тоталитаризм XX века. Основные теоретики эпохи абсолютизма были едины в том, что короли всегда должны следовать «законам Бога и природы», некоторые из них даже позволяли себе утверждать, что подданные тех монархов, которые нарушали это правило, освобождались от обязанности повиноваться, подобно вассалам лордов, нарушивших свои обязательства[36]. Во Франции, одной из самых абсолютистских монархий, даже защитники королевского абсолютизма признавали, что страна имела «обычную» конституцию, которая отменяла волю короля и которую король должен был уважать: свобода и собственность французов были неприкосновенными[2]. Существует общее мнение, что и в Испании, чей правитель Филипп II был назван «самым абсолютистским монархом в мире», королевский абсолютизм закреплялВ Англии, а затем в Соединенных Штатах и во Франции, где абсолютизм подвергся атаке, с самых первых дней европейской цивилизации существовало общее видение того, что представляет собой законное правительство: такое правительство действовало в согласии с обычаем и законом, уважая права и пожелания граждан. По существу, именно поэтому демократические революции не столько выдвигали новые принципы управления, сколько восстанавливали и расширяли один из традиционных для Европы принципов: что касается всех, должно обсуждаться и одобряться всеми. Остальное в западной политической теории и практике уже давно существовало.