Русский Мисопогон. Петр I, брадобритие и десять миллионов «московитов»

Но такой радикальный план созрел у Талицкого не сразу. По всей видимости, изначально книгописец полагал, что осознать нечестивую сущность Петра и предпринять соответствующие действия должны церковные и светские власти, а не народная толпа. Он продолжал так думать до конца своих дней. «И о сем, яже что аз видех в тебе (то есть в Петре I. – Е. А.) и что в моих писаниях написано, говорить было пристойно патриарху и прочим властем», – написал Талицкий в «Покаянном исповедании»[569]. Но что им, властям, следовало делать после осознания того, что Петр I есть Антихрист? Кажется, книгописец Григорий считал, что, действуя втайне и сообща, представители высших и церковных властных кругов вполне были способны совершить государственный переворот, опираясь на силы разосланных по городам стрельцов: «Которые де стрелцы розосланы по городам, и как государь пойдет с Москвы на войну, а они, стрелцы, собрався, будут к Москве, чтоб они выбрали в правителство боярина князь Михаила Алегуковича Черкаского для того, что он человек доброй»[570].

Первым единомышленником Талицкого стал его близкий друг иконописец Иван Савин[571]. «Он, Ивашко, ему, Гришке, был друг», – открыто заявил Савин на допросе. В доме этого иконописца во время обыска были обнаружены рукописные эсхатологические сочинения Талицкого. На вопрос о том, почему Григорий дал ему эти тетради, Савин ответил: «Гришка де дал ему, Ивашке, те написанные столбцы <…> для ведомства, для того, что любы Божия всему веру емлет». Еще Иван Савин на допросе об этих рукописях рассказал: «Он де, Гришка, в тех писмах писал все правду, от книг Божественного Писания, а не своим вымыслом»; «и в тех воровских писмах он, Ивашко, с ним, Гришкою, был единомышленник». Так смело и открыто исповедовал свои убеждения Иван Савин в Преображенском приказе[572].

Иконописец Иван Савин познакомил Талицкого с Тамбовским митрополитом Игнатием, который в январе – феврале 1700 г. находился в Москве[573], где остановился в архиерейских покоях на подворье Казанского архиепископа близ Красной площади. По наблюдению С. Н. Введенского, митрополит Игнатий вообще был одержим «хозяйственной страстью», отличался «необыкновенной любовью к постройкам» и в целом к церковному «благоукрасительству»[574]. Надо думать, московский иконописец Иван Савин знал Игнатия, так как ему приходилось выполнять какие-то его заказы. Скорее всего, не случайно именно этот епископ был выбран Талицким и Савиным в качестве возможного канала влияния на патриарха. По наблюдению С. Н. Введенского, частые приезды Игнатия в Москву по хозяйственным делам сделали его «известным высшему духовному начальству»: «Он часто бывал на глазах патриарха и среди его приближенных считался своим человеком. Двор патриарха Адриана был в то время приютом для партии, недовольной царскими реформами. Здесь нередко велись разговоры о новых порядках, и собеседник патриарха, разумеется, должен был искренне или лицемерно ему вторить. Участвуя в подобных беседах, Игнатий высказывался в духе консервативной партии. Его искренняя симпатия к старине приобрела ему расположение патриарха»[575].

Как было выявлено в ходе следствия, Талицкий вел беседы с Игнатием в его покоях на Казанском подворье. Речь шла «о Последнем Веце, и о исчеслении лет, и о Антихристе». Можно представить, какое впечатление производил Талицкий, когда он точно по памяти цитировал священные тексты, горячо и с глубоким убеждением отстаивал свои взгляды на истинную сущность Петра, раскрывая смысл его странных повелений. Из следственного дела следует, что Талицкий вообще умел произвести впечатление. Так, князь Хованский признавался, что Талицкий его «прельстил». Потом, на следствии, отвечая на вопрос следователей о том, почему он не донес на Талицкого, бывший епископ признался, что не сделал этого потому, что не хотел причинить этому человеку неприятности («чтоб он, Гришка, от нево <…> не заплакал»[576]).

Но как бы Игнатий ни симпатизировал Талицкому, его идеи все-таки поначалу вызвали у владыки некоторые сомнения. На первой же встрече митрополит попросил Талицкого изложить свои идеи в письменном виде, чтобы он имел возможность внимательно изучить его аргументацию и хорошенько над ней поразмыслить («почему бы ему, Игнатию, в том деле истину познать»). Видимо, Талицкий пожаловался, что вынужден постоянно заниматься выполнением заказов, а потому ему сложно сосредоточиться на таком деле, хотя он и осознаёт его важность. Тогда Игнатий уговорил книгописца записать свои идеи в качестве заказа, пообещав оплатить его работу. Талицкий согласился, и вскоре действительно епископ передал ему через того же иконописца Ивана Савина 5 рублей, а после выполнения Талицким работы Игнатий заплатил ему еще 2 рубля[577].