Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Наряду с образом Саломеи (ставшим сверхпопулярным в России после перевода одноименной пьесы Бальмонтом в 1908 году, публикации материалов, посвященных иллюстрациям Бердслея, в «Весах»[751], драматического спектакля «Саломея» (1908)[752], где в главной роли выступила Ида Рубинштейн, и балета «Трагедия Саломеи» (Париж, 1912), где главную партию исполняла Тамара Карсавина) образ сфинкса, созданный Уайльдом, вошел в ряд излюбленных искусством модерна. Зачастую он символизировал популярный в начале ХХ века тип роковой женщины[753]. Образ femme fatale, женщины-кошки, женщины-сфинкса занимает важное место в романе Зенкевича, о чем подробнее скажем ниже.

В творчестве Гумилева можно обнаружить его особое внимание к образам femme fatale в весьма различных вариантах. Поздняя Ахматова, комментируя их, признавалась, что «привыкла видеть себя в этих волшебных зеркалах, и с головой гиены, и Евой, и Лилит, и девочкой, влюбленной в дьявола, и царицей беззаконий, и живой, и мертвой, но всегда чужой»[754].

Хорошо известно, что Ахматова была склонна осмыслять свою личность и биографию жизнетворчески – в мифологическом[755], архетипическом ключе[756]. Т. В. Цивьян в своей известной статье, посвященной поэтическим «двойникам» Ахматовой, отмечала, что для нее «достаточно рано стало актуальным глубоко личное сопоставление собственного творчества – и более широко, своей судьбы – с некоторыми общепризнанными и особо ценимыми в ее эпоху и в ее кругу литературно-художественными образцами»[757]. Вот почему в поэтическом творчестве Ахматовой также присутствуют образы (пророчица, колдунья, русалка, дева Луны или Кассандра, Дидона, Федра[758], Клеопатра[759] и пр.), разработанные не без влияния типажа роковой женщины.

В этот же ряд, по-видимому, можно поместить и образ сфинкса, хотя и не нашедший у Ахматовой собственно поэтического воплощения, но вместе с тем хорошо известный по фотографии 1925 года, где она лежит в позе сфинкса на пьедестале у портика Кваренги во дворе Фонтанного дома. Поза Ахматовой воспринимается как визуализированная цитата, восходящая сразу к целому ряду источников, одним из которых, по-видимому, является и «Сфинкс» Уайльда в переводе Гумилева («полужена и полузверь!»; в оригинале – «half woman and half animal!»). Попутно отметим, что тексту Уайльда-Гумилева (1912) в свою очередь предшествовало стихотворение Эллиса «Сфинкс» (1911), где в характеристике сфинкса уже подчеркнута (по-видимому, не без влияния Уайльда) его (ее) двойственная природа: «бессмертный зверь и смертная жена»[760].

Сфинкс прочно вошел в канон модернистских образов. При этом модерн явно отдавал предпочтение античной трактовке сфинкса[761] («полудевы, полузверя»), а не египетскому монументальному образу, у которого отсутствуют явные гендерные признаки. Вместе с тем в составе модернистского канона сфинкс начинает отличаться от исходного образца, поскольку происходит его активная эротизация, внутренне перестраивающая этот образ.

Женский образ в изобразительном искусстве рубежа веков – один из наиболее выразительных как в своем ангельском, так и в демоническом изводах[762]. В своем «химерическом» составе сфинкс имел женские черты, которые художники модерна выдвигали как доминантные и интерпретировали его как воплощение демонического, гибельного, смертоносного начала женской природы. С образом сфинкса были связаны мотивы загадки и гибельности; привлекательности, таящей в себе смертельную опасность. Поведенческие характеристики мифологического сфинкса, душившего того, кто не сумел разгадать его загадку, и роковой женщины для культуры модерна сближаются. Женщина начала ХХ века попадает в ассоциативное поле признаков сфинкса: загадка, тайна, коварство, жестокость[763], беспощадность, единство любви и смерти[764], власть над человеческими судьбами, смертоносная сущность, – концепты, образующие сфинксовую основу «прекрасной безжалостной дамы» (Дж. Китс).

Сфинкс в модернистской культуре символизировал любовную страсть[765], влекущую и смертоносную одновременно. Эта семантика нашла свое выражение, например, в творчестве крупнейшего мастера немецкого модерна, художника Франца Штука, у которого образ сфинкса становится лейтмотивным: «Эдип разгадывает загадку Сфинкса» (1891), «Сфинкс» (1893), «Поцелуй сфинкса» (1895), «Сфинкс» (1898), «Сфинкс» (1904). В каждой их этих работ, так или иначе, разрабатывается тема рокового влечения, грозящего гибелью[766].

Сфинкс в одноименной картине 1904 года утрачивает свой привычный облик: перед зрителем не составное (лев, орел, женщина, бык) существо, а прекрасная женщина в позе сфинкса, но при этом она является не менее загадочной, опасной и влекущей к себе, нежели традиционный мифологический персонаж. Штук, испытавший заметное влияние философии Ницше, в своем понимании образа сфинкса подчеркивает не гармонию Аполлона, а затаившуюся стихийность и гибельность Диониса[767].