В результате, по убеждению Перцова, ему открылась «
Свое открытие он очень высоко ценил, называл без ложной скромности «евангелием от Перцова»[945]
и сравнивал с техническими новациями, определившими прогресс цивилизации: «Правду говоря, теперь (в России особенно) и работать в философии дальше плодотворно нельзя, не зная моих достижений – ведь это все равно, что плыть на парусах, когда уже изобретен паровой двигат<ель>»[946].«Науку о двойственном принципе мира» Перцов назвал «Диадологией»[947]
. Однако заглавие самого труда и его частей неоднократно менялось. Менялась также структура предполагаемой книги[948]. Речь шла и об «Основаниях диадологии», и об «Основаниях пневматологии» (предполагалось, что эта книга будет состоять из двух частей – «Диадологии» и «Историологии»[949]). Потом выяснилось, что «„Диадология“ – имя только первой,Процесс создания своего труда Перцов сравнивал с развитием эмбриона, с рождением ребенка, которым ему всегда хотелось похвастать перед теми, кто способен понять и оценить его совершенство. Еще в 1902 году он представил первые наброски трактата Н. М. Минскому, а до него показывал их другим своим корреспондентам и собеседникам, в частности, В. А. Тернавцеву и чете Мережковских[952]
. «Остальные представители тогдашнего символизма» в качестве читателей «Диадологии» в то время горделиво не рассматривались, так как, по мнению Перцова, были еще дальше, чем Д. С. Мережковский, от «систематической мысли»: «Для Брюсова всякая такая мысль была только одной из возможных форм умственной игры <…>. Для Бальмонта – еще одним лишним поводом для бальмонтовского перезвона рифм и восторженного восхищения перед качествами единственного, несравненного, неповторимого и неподражаемого Бальмонта. Вячеслав Иванов и Андрей Белый тогда еще не появлялись, а появившись, не примкнули к идеям <…> дуализма вообще»[953].Однако за прошедшие годы многое переменилось. Во второй половине 1910‐х годов оформились «главные основания» и контуры «Диадологии»/«Пневматологии». Белый же к тому времени вернулся из Дорнаха и активно пропагандировал открывшиеся ему истины о природе мира и человека в печати и на многочисленных лекциях. И именно тогда Перцов предпринял первую (и, как оказалось, неудачную) попытку нового сближения с Белым, отправив ему письмо-признание, а себе оставив черновик, датированный 16 апреля 1918 года[954]
:Простите, что отниму у Вас несколько минут своим письмом. У меня к Вам следующая [зачеркнуто: небольшая] просьба.
Вот уже 20 лет (в точности 21 год) как[955]
я работаю над одной темой философского характера.Упоминаю об этом сроке, чтобы Вы имели доверие, что, если ч<елове>к сидит столько времени над одной задачей, то, вероятно, это не вовсе пустяки.
В настоящее время работа моя приняла такой характер, когда приходится выклевываться из яйца. В чем собственно дело, – Вы поймете, вероятно, сразу из самого заглавия моей работы. Она называется (в целом):