Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Подозрение Перцова оказалось вполне обоснованным: в фонде Белого в НИОР РГБ хранится это письмо[961], то есть оно было получено и прочитано, но оставлено без ответа. Не исключено, что Белого могли вывести из себя неуместные слова о «Мусагете». Но столь же вероятно, что Белый, утомленный лекционными курсами, собраниями, заседаниями, мог забыть про письмо. Или же – что хуже – его просто не заинтересовала тогда теория Перцова. Как бы то ни было, но встреча перенеслась еще на десять лет.

Тогда же Перцов попытался найти еще один путь для публикации своего труда. Сохранились гранки первой части – «Введения» к «Основаниям пневматологии»[962], предназначенные, как определил А. Л. Соболев, для журнала «Художественное слово», который редактировался В. Я. Брюсовым.

28 июня 1920 года Перцов писал Вячеславу Иванову:

В газетах сообщается, что в Москве будет издаваться журнал «Художественное слово» <…>. Если, несмотря на условия, в журнале возможно появление и философско-теоретических статей, если журнал действительно беспартийный, то не мог ли бы там найти себе место хотя бы краткий, «осведомительный» очерк Пневматологии?[963]

Иванов, отдавший в первый номер «Художественного слова» (1920) стихотворный цикл «Зимние сонеты»[964], возможно, и оказал Перцову какое-то содействие, но публикация, запланированная Перцовым с продолжением еще в четырех номерах, в итоге не состоялась. Перцовский материал или вообще не подошел (журнал все же был ориентирован на художественную литературу), или его не успели напечатать: второй номер, вышедший в 1921 году, стал последним. Других попыток предать свой труд гласности Перцов или не предпринимал, или они оказались столь же неудачны.

Материал для журнала «Художественное слово», доведенный до гранок в 1920 или 1921 году, содержит «план книги» и, что особенно важно, датирован: «1918 г.; IV» – тем же годом и месяцем, когда Перцов обратился к Белому с процитированным выше письмом. А значит, именно этим материалом Перцов хотел – случись встреча с Белым тогда – его заинтриговать.

Несмотря на то, что попытки опубликовать хотя бы фрагмент труда не удались, Перцов в 1920‐х продолжал работу над ним – видимо, на основе записей 1918 года и плана, изложенного в апрельском письме к Белому. Работал неспешно, объясняя это не только занятостью, но особенностями характера: «Еще счастье, что у меня как-то от природы нет никакой интенсивной потребности выражения»[965]. К середине десятилетия, похоже, было подготовлено всего две главы, и то вчерне или не полностью.

Теперь доверенным лицом и конфидентом Перцова оказался С. Н. Дурылин, ставший одним из первых и постоянных (на протяжении нескольких десятилетий) читателей «Диадологии».

Дурылин писал Перцову 23 сентября 1939 года:

«Интерес» у меня к этой работе именно «большой» и давний, еще с того вечера в 1925 году, когда Вы впервые познакомили меня с замыслом [зачеркнуто: своего] труда, и я поразился его самобытностью и смелостью. Я всегда скорбел, что Ваш труд остановился на двух главах и всячески был рад тому, что за двумя последовали еще две, а теперь, как Вы оповещаете меня, и опять еще две. Надеюсь, эти двоицы будут продолжаться, пока не объединятся в законченное целое. Я радуюсь, повторяю, тому, что Вы продолжаете большую работу больших людей, которые искали законов бытия, а не законов бывания, радуюсь и считаю Вашу работу благородной, нужной, блестящей[966].

Однако Дурылин, хоть и испытывал к этой работе Перцова «„интерес“… „большой“ и давний», хоть и поражался ее «самобытности и смелости», находил «благородной, нужной, блестящей», хоть и самоотверженно помогал Перцову на протяжении многих лет с перепечаткой рукописи, но вряд ли – в силу склада своего ума – мог быть адекватным собеседником по волнующим ее автора вопросам: