Я плохой чтец философских сочинений <…>. «Система философии» мне, признаться, всегда казалась огромной могилой, куда пытаются закопать клейкие листочки и сердечные слезы живого бытия. <…> Нет, какой я читатель «Систем»! Я всегда гораздо больше любил разрушителей «систем», чем их творцов. Мне всегда казалось, что даже величайшие из творцов «систем» – Кант и Гегель – стремятся к тому, чтобы накрыть стеклянным колпаком прекрасный мир природы и истории <…>. Ну, куда годен такой читатель, судите сами? Его нельзя подпускать к системам. <…>
Живое дерево вашей мысли – с зелеными и желтеющими листьями, с трепетом и шумом листвы, с уходящими в землю корнями мне ближе, чем Ваше превосходно построенное «родословное древо» бытия. Иными словами: статьи Ваши о Лермонтове (кстати: они перепечатаны для Вас в двух экземплярах) мне ближе двух глав Вашей системы[967]
.К тому же в 1927 году Дурылин был арестован и на некоторое время выпал из тесного общения с Перцовым как на философские, так и на другие, более «живые» темы.
При таких обстоятельствах возобновилось общение Перцова с Андреем Белым. Возможно, этот «стык» не случаен, так как Перцову остро нужен был очередной понимающий собеседник, тот, кто отнесся бы к его философской системе серьезно, оценил бы ее значимость. Белый, в котором Перцов еще в 1918 году разглядел «пневматологизм», на эту роль опять мог сгодиться.
У обоих жизненная ситуация во второй половине 1920‐х оказалась весьма сходной. Перцов большую часть времени проводил под Костромой, Белый – в подмосковном Кучине. Оба были заняты созданием универсальной философской системы, призванной объяснить законы и историю мироздания: Белый только недавно закончил первую редакцию «Истории становления самосознающей души» (работа шла с конца 1925 по 1931 годы), Перцов продвинулся со своей «Пневматологией»/«Диадологией». Белый, конечно, был более востребован, чем Перцов, но ему тоже жилось не сладко. И, главное, оба писали свои трактаты без какой-либо надежды на их публикацию в Советской России – в стол. Встреча двух мыслителей была предрешена.
В свидетельствах о хронологии их общения (эпистолярного и личного) Перцов и Белый несколько расходятся. Перцов пишет о «многих разговорах в Кучине (в 1927–28)»[968]
, Белый отмечает в «Ракурсе к дневнику» контакты с Перцовым только в 1928 году: в октябре (26‐е – «Письмо от Перцова»; 31‐е – «Был Перцов») и в декабре (2‐е – «Был Перцов»)[969]. Сохранившиеся немногие письма относятся к концу 1928 года (коррелируя с записями Белого), а также к 1929 году, который не упоминается ни Белым, ни Перцовым[970].Самое раннее из писем Белого датировано 26 октября 1928 года:
Сердечно был бы рад видеть Вас в Кучине – в среду 31 октября. Расписание поездов: 1) из Москвы в 12 дня, в 1 ч. 15, 2 ч. 10; в 3,35; 4 ч. 5 м.; 4 ч. 20 и т. д. 2) Из Кучина: 5 ч. 1 м., 5 ч. 24 м.; 6 ч. 40; 7 ч. 6; 8 ч. 3; 10 ч. 08 мин. (последний).
Кучино – полустанок, следующий за Салтыковской. Сойдя в Кучине, идите вдоль рельс (в направлении к Москве); и направо, против будки сторожа, переход под дачи (Железнодорожная улица). Дача № 40 Шипова (7 минут ходьбы с полустанка). Очень рад буду видеть Вас в тихом Кучине.