Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Новеллы В. Ирецкого, объединенные в книге, называющейся «Гравюры», как бы начертаны по стали суровой гравировальной иглой. Автор избегает красок, широких мазков, игры светотени. Он дает только контуры, не смягченные хотя бы легчайшей растушевкой. Сухой и четкий рассказ, опирающийся на исторический анекдот или на осколок исторической правды, ведется в тоне протокола, в манере записи в дневнике летописца, стремящегося не к художественному отображению наблюденного или слышанного, а к точному его изображению.

Наложив на себя вериги этой манеры, В. Ирецкий должен был принять беспрекословно неотлучимые от нее ограничения. Даже рассказ о пикантных приключениях художника Латура ведется им в стиле монастырской хроники. Струйка юмора – стыдливо, потому что незаконно – пробивается в «Записках каноника».

В рассказе «Рыцарь Бергэм» беллетрист, которому становится трудно дышать под надетою им на себя стальной броней, местами вступает в робкую борьбу с протоколистом. Но стыдится через несколько строк своей дерзости, и гусиное перо опять склоняется над гравировальной иглой. Эти перебои в манере письма, правда, очень редкие, невыгодно отражаются на всем, строго продуманном и строго выдержанном, ансамбле.

Стилизация теряет смысл и вкус, какой она представляет для литературного гурмана, когда она не доведена до полного совершенства, до полной безупречности. Лучшие рассказы в книге В. Ирецкого: «Масон», безупречно стилизованный, и «Короткая сказка», над которой веет легкое дуновение Анатоля Франса.

Книга издана с обдуманным изяществом, делающим честь художнику, издателю и типографии[1211].

«Есть у В. Ирецкого одна характерно интересная черта, – писал П. Пильский. – Ее можно было бы назвать потребностью противоречить, или протестующим упрямством. Его тайная страсть – перечить. Он любит крайности. Вот – 1920 г. В Петербурге – голод, ужас, замерзание, обтрепанность, начало вырожденья. Как раз в этом году, где-то на кухне, в страшном холоде В. Ирецкий пишет стилизованные рассказы из эпохи 16, 17, 18 веков („Гравюры“)»[1212].

Не включенные в книгу миниатюры – «Поэт» и «Дионисьева икона» – Ирецкий напечатал в коллективном сборнике «Северное утро» (Пб., 1922). «Стихи Анны Ахматовой и Всев<олода> Рождественского, новые „гравюры“ В. Ирецкого, рассказы Пильняка, Вяч. Шишкова, М. Лёвберг – так составлена художественная часть сборника, литературного по преимуществу», – подчеркнул жанр его короткой прозы в своей рецензии А. Горнфельд[1213].

«Есть у него и одна странность – еще одна его противоречивость, – заявлял в том же юбилейном очерке П. Пильский. – Втайне, он – ироничен. Из него вышел бы очень не дурной фельетонист. <…> Но, ироничный в своем существе, В. Ирецкий эту склонность затаивает и хоронит на всем протяжении своей беллетристики. Ирония помешала бы его замыслам. Их широта и (часто) фантастичность не выиграли бы, а проиграли, проколотые стрелой иронии. Ради них он неизменно надевает на себя маску сосредоточенной серьезности. Эту сосредоточенность он требует и от читателя. У него везде цель – цель, задача и тема»[1214].