Уже была закончена набором его последняя книга «Огненный столп». Уже были даже отпечатаны два листа. Однажды вечером, когда я сидел в издательстве «Петрополис», кто-то занес письмо от Гумилева. Поэт просил, если возможно, вставить в книгу еще одно стихотворение, крайне важное, по его мнению, для цельности книги. Оно называлось «Мои читатели». Издатель прочел его вслух. Строки стихотворения, говорившие о том, что автор во всех своих книгах всегда учил читателей спокойно смотреть смерти в глаза, остановили наше внимание.
– Чего это он вдруг? – пожал плечами издатель [Абрам Каган. –
– Кокетничает! – заметил я.
Это случилось за несколько дней до ареста Гумилева. Впоследствии, когда его уже расстреляли, мы вспомнили об этих строках. А заключительным фактом этих грустных воспоминаний было еще более грустное обстоятельство, тут же установленное: стихи «Мои читатели» оказались последним произведением Гумилева. Передавали, что, сидя в тюрьме, он еще что-то написал. Цех поэтов сделал попытку получить из Чеки последнюю рукопись Гумилева, но это не удалось[1209]
.Каган также издал сборник Ирецкого «Гравюры», о выходе которого сообщалось в № 1 «литературно-исследовательского и критико-библиографического журнала» «Летопись Дома Литераторов»:
Новое издательство А. С. К. выпустило книжку В. Я. Ирецкого «Гравюры», содержащую шесть стилизованных рассказов. Внешность издания – обложка, бумага, заглавные буквы, двухкрасочная печать и пр<очее> – подтверждает заслуженную славу 15‐й гос<ударственной> типографии (б. Вильборг и Голике) и делает честь новому издательству, художнику <А. Н.> Лео и наблюдавшему за типографским исполнением В. А. Анисимову. О новых рассказах нашего товарища по редакции – в следующем номере «Летописи»[1210]
.Обещанный отзыв был написан Владимиром Азовым, который не преминул отметить типографские достоинства издания: