Русский модернизм и его наследие: Коллективная монография в честь 70-летия Н. А. Богомолова

Что же касается слова «бард», то у него репутация двойственная. С одной стороны, это древний поэтизм кельтского происхождения. «Но будь спокоен, бард», – обращался к Пушкину в легендарном послании декабрист Александр Одоевский, а в 1981 году Визбор в песне «Спутники» изображал себя проезжающим «между пиком барда Пушкина и вершиной Пастернак». С другой стороны, передача радиостанции «Юность» с полушутливым названием «Барды и менестрели» наделила импортные словечки ненужными советскими коннотациями, придав им оттенок официальной разрешенности и стихотворного дилетантизма. Потому Окуджава и Высоцкий не желали называться ни бардами, ни менестрелями, потому, откликаясь на кончину Высоцкого, Вознесенский восклицал: «Не называйте его бардом. Он был поэтом по природе».

Но проходит время, «бард» в современном общепринятом значении – это, согласно словарю Ожегова, «поэт и музыкант, исполнитель собственных песен». Вполне нейтральное, безоценочное определение. И потенциально доступное международному пониманию. Ведь сочетание «author’s song» окружающий нас мир не разумеет: если запросить его у английской «Википедии», она автоматически переадресует на «Bard», правда с пометкой в скобках «Soviet Union».

Все это к тому, что сочетание «бардовская песня» может оказаться более перспективным и общепонятным, а если мы хотим говорить о песнях, вошедших в высокую литературу, то можем сказать: бардовская поэзия. Ей, собственно, и посвящена основная часть книги, занимающая в ней более трехсот страниц и озаглавленная «О – В – Г». Аббревиатура ОВГ, предложенная двадцать лет назад автором настоящей статьи, стала в кругу профессионалов общепринятым обозначением трех вершин авторской песни: Окуджава, Высоцкий, Галич. Каждому из этих трех поэтов Н. Богомолов уделил немало исследовательского внимания, к каждому подобрал аналитические ключи, не теряя при этом личностно-эмоционального отношения к героям книги.

Причастность трех классиков авторской/бардовской песни к истинному поэтическому искусству здесь доказывается не риторически, а аналитически. Речь ведется преимущественно о поэтике, о семантических оттенках, о текстологии, о реальном комментарии к произведениям. Исследователь касается столь тонких эстетических и историко-литературных материй, что расхожие претензии к ОВГ (которые уже имеют определенную историю) отпадают как очевидно несостоятельные.

Раздел об Окуджаве по преимуществу полемичен. Здесь автор достаточно убедительно доказывает несовместимость мира Окуджавы с массовой культурой, опровергает упрощающие трактовки его произведений (особенно интересен спор с Е. Козицкой по поводу стихотворения «Сладкое бремя, глядишь, обернется копейкою…»). При этом, отстаивая истину, показывая реальные автореминисценции данного текста, проводя параллели с другими текстами поэта, Н. Богомолов не стремится объявить все написанное Окуджавой шедеврами. Вот он привлекает для прояснения позиции поэта в национальном вопросе стихотворение «Слово бурь не предвещало – было пламенным сначала», но при этом признает, что оно «не слишком удачно» и в смысловом отношении однопланово. И это лишь усиливает доверие к исследователю, ведущему разговор по гамбургскому счету.

Главным в наследии Окуджавы Н. Богомолов считает песни (или даже «песенки», следуя терминологии самого поэта). А что же остальное? «Как прозаик и как воспринимаемый без гитары и открыто выраженного напева поэт Окуджава представляется мне одним из длинного ряда соревнователей, и далеко не всегда оказывается в их первых рядах». Сказано сурово – и по отношению к пылким поклонникам «Булата», да и по отношению к нему самому. Окуджава последовательно релятивизовал различие между своими песнями и непесенными стихотворениями, перемешивал их в прижизненных изданиях, в результате чего по изданию «Новой библиотеки поэта» свежий читатель просто не может узнать, где песни, а где просто стихи, в комментариях это не оговаривается. Опыт Н. Богомолова как аналитика и текстолога убеждает в том, что стих и песни стоит публиковать раздельно – как это было сделано в первом и втором томах собрания 1984 года.