Русский Монпарнас. Парижская проза 1920–1930-х годов в контексте транснационального модернизма

Местоположение городка было очень странное. Окружали его не поля, не леса, не долины, – окружали его улицы самой блестящей столицы мира, с чудесными музеями, галереями, театрами. Но жители городка не сливались и не смешивались с жителями столицы и плодами чужой культуры не пользовались. Даже магазинчики заводили свои. И в музеи и галереи редко кто заглядывал. Некогда, да и к чему – «при нашей бедности такие нежности».

Жители столицы смотрели на них сначала с интересом, изучали их нравы, искусство, быт, как интересовался когда-то культурный мир ацтеками. […] Потом интерес погас[181].

Из представителей младшего писательского поколения к повседневной жизни обособленной эмигрантской общины обращается в цикле рассказов «Биянкурские праздники» Нина Берберова. Ее рассказы отличает яркое воспроизведение гибридной эмигрантской речи – забавной смеси из диалектизмов, советских неологизмов («спец», «баранка»), нелепых калек с западных терминов (одномоторник) и французских слов, зачастую меняющих свое значение за счет ложной этимологии, как в рассказе «Фотожених» (1929). Его герой, Герасим, безработный глава большого семейства, пытается устроиться статистом на киностудию[182]. После пробы Герасим дожидается решения о степени его фотогеничности. Французское слово «photogénique» он переосмысливает как сочетание «фото» и «жениха», что придает особый комизм его мечтам о кинематографической карьере:

И думал Герасим Гаврилович о том, что если выпадет ему такая звезда на шею, что окажется он фотожених, вся его жизнь пойдет по-новому. Денег будет хватать. Будет он сниматься – знакомым карточки дарить. Жена начнет кое-чему в жизни радоваться… Настанет день, и съест он вдруг что-нибудь вкусное или штаны новые купит… Не каждому в жизни счастье, не каждый – фотожених[183].

Подобные контаминации русского и французского не только подчеркивают культурно-лингвистический разрыв между эмигрантами и коренными жителями, но и содержат скрытый комментарий по поводу западной массовой культуры. Переместившись из метаязыка кинематографа в обычную речь, термин «фотогеничный» стал модным словечком 1920-х, отражая всеобщее увлечение «седьмым искусством», как называли тогда кино. Слово это постоянно звучало в прессе; его дальнейшей популяризации способствовали авангардисты. Жан Эпштейн, например, воспел его в стихотворении «Литания фотогеничности». Кинорежиссер Луи Деллюк написал эссе «Фотогеничность» (1921), где речь идет об особом эстетическом наслаждении, которое доставляет кино, а Блез Сандрар иронически размышлял над этим загадочным понятием в «Слишком значит слишком»: «Фотогеничность, месье, – это то еще жеманное словечко, но в нем заключена великая тайна»[184]. Наивное перекодирование неправильно истолкованного западного понятия русскими обитателями Биянкура подчеркивает, что они находятся на периферии современных культурных трендов.