Это было не переживание или сожаление, или угрызения совести по поводу того, что три года назад принял решение бросить аспирантуру и перейти работать в КГБ. Правда, это решение вынашивалось два дня, столько Саблину дали после беседы в задней комнате отдела кадров университета, куда пришел его нынешний шеф полковник Быстров и кто-то еще, которого Влад больше никогда не видел. Он и был главным собеседником, а Быстров сидел в стороне и слушал, затем дали два дня на принятие решения: или уходить из теории чисел и входить в реальное оперативное пространство, или не уходить, а защитить диссертацию, продолжать заниматься наукой и преподаванием.
Советоваться Саблину было нельзя, действовала подписка о неразглашении, поэтому ответ, который созрел уже к концу первого дня размышлений, был бросить аспирантуру высшей математики, бросить свою тему в теории чисел и уходить в неведомые края государственной безопасности.
Профессор Крейн, научный руководитель, когда Влад ему сообщил, что оставляет свои изыскания в прикладной области и уходит из аспирантуры, не удивился, не обрадовался, не расстроился, а только махнул рукой, дескать, давай, в путь. Вероятно, просочилось из отдела кадров или было следствием слухов, но уже на второй день Саблин был отчислен из аспирантуры, получил на руки документы, выписку из приказа ректора и с сожалением от чувства необъяснимой утраты пошел через Университетскую площадь, где через квартал в тихом переулке стояло здание Краевого УКГБ.
Через месяц Саблина командировали на учебу в Минск, на высшие курсы, и уже в новом звании, он через год вернулся в свой отдел. Быстров подтянул его к работе с предприятиями оборонного сектора промышленности города. На этом участке и застало Влада начло проведения операции «Тор».
Саблин, уже отключившись от голоса докладчика, открыл тонкую папку, которая так и не увеличилась в своем объеме, с самого начала его пребывания в группе математического обеспечения проекта, полистал, достал предпоследний лист, где он приводил систему доказательств, дописал последние колонки начатой теоремы, расписался внизу и положил его сверху. После окончания длинного и утомительного семинара подошел к профессору и передал ему лист с формулами. Гелий Федорович пробежал глазами по листику, добавил знак в самом низу, после доказательного фрагмента, положил к себе и удовлетворенно сказал:
— А ты не потерял форму, славно придумано, молодец, будет мне, старику, над чем посидеть, подумать. Сразу могу сказать только одно, ты перешагнул через небольшую лужицу технических данных характеристик, как бы не заметив, а это и есть пока та самая точка непреодоления для многих. Но в самой системе, так, как ты видишь, есть определенная логика, которая отвергает это. Как говорил Эйнштейн: «Математика — наиболее совершенный способ водить самого себя за нос».
Саблин выслушал профессора, слегка растерявшись. Этот листок с формулами доказательств он написал, не очень углубляясь, поддавшись эмоциям, которое он все время испытывал на последнем коллоквиуме, где, как всегда, на ходу подтанцовывая, Гелий Федорович выводил на доске свои последние, возможно, тяжелые выводы от размышлений.
Саблин неосознанно достал тогда лист бумаги и начал писать свои возражения, которые и переросли в его систему доказательств.
— Ладно, Влад, у меня сейчас лекция для студентов, если хочешь, можешь прослушать, а потом мы поговорим. — Крейн пошел в сторону лекционной аудитории, Саблин сел на галерке и углубился в изучение технических условий, о которых сказал профессор. У него, как всегда, все шло наоборот. По протоколу необходимо было изучить технические условия, а потом уже браться за их разгонку в математической логике. Влад же создал математическую модель, а уж потом сел за изучение условий.
Незаметно аудитория заполнилась, к доске вышел Гелий Федорович, поздоровался и начал писать на доске, сопровождая каждую строчку своими комментариями, потом остановился, подошел к трибуне, откашлялся и сказал:
— Вот это все так, только для начала. Кто сможет продолжить?
Наступила тишина, потом возник тихий гул голосов, поднялась одна рука, но Гелий Федорович произнес:
— Это что, только один набрался храбрости, а так все всё знают, понимают и могут продолжить, сидя ровно на пятой точке?
Влад хорошо знал этот прием профессора переводить лекцию в активную фазу, иногда возникали исключительные варианты по предложению студентов, чему Гелий Федорович был весьма рад и часто использовал эти предложения даже в научных делах. Влад сам однажды выдал свое решение, на которое сразу же обратил внимание профессор, и уже не отпускал его из своего поля зрения. На последнем курсе предложил поступить к нему в аспирантуру.
После лекции они вышли в коридор, профессор Крейн достал из портфеля и небрежно сунул Владу несколько распечаток с грифом «Совершенно секретно».