Русский морок

— Чего уж там, — Дора Георгиевна улыбнулась профессору, — разве это школа. Настоящая школа здесь, в СССР, где настоящие математики не благодаря «делу партии и народу», а вопреки создают шедевры математической науки.

Гелий Федорович втянул голову и странно посмотрел на нее, потом посуровел лицом и, предложив присесть к столу, подошел к входной двери и выглянул в коридор.

— Смотрите, нет ли конвоя? Нет, товарищ профессор! Конвоя нет, а я не провокатор. И то, что сказала, так считаю. Разве уже не доказано, что мракобесие не позволило правильно и быстро развиваться у нас кибернетике, а наука о генах, селекции и так далее. Впрочем, я к вам не на дискуссию. Скажите лучше, прибор вашего фронтового знакомого — решение вопроса или это намеренная мистификация?

— Для нас, это получается, как вы выражаетесь, намеренная информация, но не мистификация. Мы можем не справиться в прикладном смысле, а решение правильное. Но и у нас все было правильно исходя из наших возможностей.

— Понимаю вас, французская разведка имеет серьезные позиции на американской фирме Texas Instruments, уж поверьте мне, в полном объеме. Нам в этом плане тяжелее.

— Вы совершенно правильно поняли, — начал было профессор, как раздался стук в дверь, — ну вот, она пришла!

Гелий Федорович Крейн ласково улыбнулся и пошел навстречу, увидев в дверях своего кабинета Николь Хассманн. Каштан осталась сидеть, с любопытством оглядывая ее. Это была рослая, костистая, молодая девушка, Дора Георгиевна сразу подумала, что на француженку та не тянет, скорее на фройляйн из германской глубинки!

— Здравствуй, Николь! Сразу же хочу, чтобы ты простила меня за эту встречу! Не я инициатор ее, а вот! — он указал на Каштан. — Вот она все тебе объяснит.

— Привет, — Каштан мило улыбнулась Николь и подала руку, — меня зовут Дора Георгиевна.

— Вы что, француженка? — удивленно спросила Хассманн, услышав первые фразы. — Николь! — представилась она и села на стул через стол от Каштан.

— Да нет! Я уже несколько месяцев, как из Франции. Здесь редко удается поговорить, сами понимаете, правда, есть один тут местный, большой любитель французской поэзии, но он только постигает наш с вами язык. Так что, сами понимаете, почесать язык не с кем!

— Да, это же русское выражение, на французский лад выглядит смешным! — Николь улыбнулась, хотя темные, почти черные глаза остались невыразительными.

— Да, я и не претендую на открытие, а просто иногда упражняюсь! Вот вы, вероятно, помимо своего французского, приехали сюда постигать тонкости русского языка, да еще диалекты, сленги с жаргонами и профессионализмами, уже поняли, как их много и как они все не похожи!

— О, да! — воскликнула Хассманн. — Я уже зашилась с ними! — Эту фразу она сказала по-русски, напряженно ожидая реакции Каштан.

— Ого! Сказано отменно! — отметила та.

— Что значит «отменно»?

— Предикативное наречие, разговорное, показывает оценку чего-либо, как превосходное, очень хорошее. Необыкновенный parfait или отличный excellent.

— Ну, вот видите, даже мимолетное общение с вами принесло мне новые лексически познания! — восторженно сказала Николь. — Для меня это хоть и маленький, но урок. Как жаль, что не вы у меня руководитель практики!

— Да будет вам! — отмахнулась Каштан. — Здесь специалисты высокого плана, вот вам как пример профессор Гелий Федорович!

— Я это знаю.

— Откуда вы, филолог, можете знать о профессоре математики, исследователе фундаментальной науки?

— Знаю! — уверенно сказала Хассманн. — У меня есть на то основания, потому что мой папа — сам математик и перед моим отъездом сюда много рассказывал о господине Крейне.

— Вот как! — изумилась Каштан. — Как же он мог предположить, что вы найдете его здесь?

— У них идет диалог в журнале. Они знают друг друга!

— Ах вот даже как! И поэтому ваш папа попросил передать своему заочному другу свои математические выкладки, которые вы привезли и передали господину Крейну?

— Простите, но какое вам дело до этого? — сузив глаза, вдруг строго, почти враждебно спросила Хассманн, укоризненно глядя на Крейна.

— Это просто вопрос!

— А у меня будет просто ответ, — более решительно начала Николь, — это личные отношения между моим папой и профессором Крейном. И вам неэтично спрашивать об этом.

— Ну уж сразу неэтично! — приостановила и заострила на этом моменте Каштан. — А я вот думаю, что здесь не в этике дело, а в другом!

— Как это понимать? — уже нервно спросила Хассманн.

— Гелий Федорович, можно вас попросить оставить нас одних? — обратилась Дора Георгиевна к профессору. Тот быстро подхватился и вылетел из кабинета. Николь удивленно смотрела на этот пассаж, потом понимающе криво усмехнулась и едко сказала:

— DST!

— Нет, Комитет государственной безопасности. Я — полковник.

— Таких полковников не бывает.

— Это как понимать?

— Такое знание языка, такая внешность! — прямо и не смущаясь, сказала Хассманн. — Что вы хотите от меня?

— Да все просто! Я только хочу понять, для чего ваш папа передал плоды своего труда в концерне?

— Если скажу, для дела Мира, будете смеяться!