Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции

Впечатленные сверхъестественными лингвистическими способностями Сенковского и надеясь сделать его первым вильнюсским профессором-ориенталистом, профессора подтолкнули студента продолжить изучать язык непосредственно на Ближнем Востоке. Сенковский как раз хотел избавиться от неудачного раннего брака и потому не заставил себя просить дважды. Единственным препятствием служило бедственное финансовое положение семьи. Университетский библиотекарь Казимир Контрим предложил следующее: он призвал 30 человек купить тридцатирублевый пай для финансирования поездки. Взамен подписчики получат отчет о путешествии, а также отредактированную польскую версию недавней французской работы Мураджи д’Оссона Tableau général de l’Empire othoman («Общая картина Оттоманской империи». – Примеч. пер.).

Схема Контрима оказалась удачной, и с 900 рублями в кармане Сенковский 1 сентября 1819 г. выехал из Вильнюса в Константинополь672. После малоприятного сухопутного путешествия через Украину до Одессы (обычные жалобы на плохие дороги, нищету, грязь, неразбериху) к январю молодой путешественник добрался до турецкой столицы. Жизнь там ему понравилась. Дело не только в более благоприятном климате, но и в знакомстве с богатым польским ориенталистом-любителем графом Вацлавом Ржевуским, который сазу же проникся симпатией к соотечественнику и представил его царскому послу в Порте барону Григорию Строганову. Тому путешественник тоже понравился, и он вскоре предложил Сенковскому место переводчика при русской дипломатической миссии.

Эта работа не помешала странствиям юного Сенковского. Барон Строганов хотел, чтобы его новый переводчик продолжал работать над языками, и отправил его в тур по Леванту. Первая остановка произошла в маронитском колледже около Бейрута, где он провел полгода, проходя обучение у ректора эль-Хури Антун-Арида, выдающегося профессора Венского университета в отставке673. Польский молодой ученый оставил красочное описание своего пребывания там: «С потом чела перетаскивал я свои книги с одной горы на другую – книги были все мое имущество – и рвал свое горло в глуши, силясь достигнуть чистого произношения арабского языка… Возвратясь в конурку, занимаемую в каком-нибудь маронитском монастыре, я так же отчаянно терзал свои силы над сирскими и арабскими рукописями, отысканными в скудной библиотеке грамотного монаха… Два, много три часа отдыха на голой плите, со словарем вместо подушки, были достаточны для возобновления бодрости к новым, столь же насильственным занятиям»674. Отчет Сенковского следует читать с изрядной долей скептицизма, но верно то, что штудии серьезно повлияли на здоровье, и ему пришлось прервать свое путешествие в ноябре 1820 г.

Сенковский продолжил движение на юг, через Акру и Иерусалим в Каир. Там он входит в доверие к Сулейман-паше, родившемуся во Франции начальнику генерального штаба египетской армии, и вскоре оказывается вхож в высшие круги. Волна египтомании, охватившая Европу после неудачной экспедиции Наполеона, оставила молодого поляка совершенно равнодушным. Он счел пирамиды Гизы переоцененными и с пренебрежением отнесся к «каравану собирателей древностей», плативших безумные деньги за пыльные осколки прошлого675. Тем не менее Сенковский был расстроен, когда летом 1821 г. был вынужден покинуть Каир, после того как греческое восстание обернулось разрывом дипломатических отношений между Турцией и Россией. Сенковский хоть и симпатизировал делу греков, но не разделял байроновской страсти современников к мятежникам. Он видел в восставших эллинах не столько романтических борцов за свободу, сколько банду наглых пиратов, которых встретил на пути домой в Эгейском море676.

Одной из заявленных целей поездки Сенковского был сбор турецких источников по польской истории. Призыв Контрима к спонсорам мог бы показаться знакомым российскому уху несколько десятилетий спустя: «Если обратим внимание на происхождение и на древние связи наших предков с восточными народами, то увидим множество проявлений в общественной и личной жизни обычаев, представлений, порядков, даже в языке и общей нашей истории, которые без учета данных, почерпнутых с Востока, основательно не могут быть объяснены»677. Сенковский c радостью оказал услугу и еще в начале поездки написал статью «О происхождении польской шляхты». В этом эссе, не снискавшем у учителей из Вильно любовь к автору, утверждалось, что высшие классы являются потомками остатков монгольской Золотой Орды, проникнувшей в Польшу шестью веками ранее и поэтому совершенно чужды простому славянскому населению.