Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции

Раймонд Шваб напоминает нам, что идея «Восточного ренессанса» занимала воображение многих германских романтиков643. Не меньше был зачарован ей Сергей Уваров. Вернувшись в Россию в 1809 г., он быстро приступил к составлению projet d’une académie asiatique, которую планировалось учредить в Санкт-Петербурге644. Предполагаемые цели Азиатской академии были совершенно грандиозными и включали в себя ни много ни мало возвращение к жизни Европы, разоренной революцией и войной. Вторя недавнему трактату Шлегеля, Уваров предполагал, что достичь этого можно, только изучив заново первородную мудрость Индии, «колыбели человечества». Он полагал, что восточная древность может служить лучшим противоядием от современной одиозной западной идеологии: «И на Востоке нашли мы те доказательства, которыми уничтожаются системы философов новых»645. Акцентируя внимание на консервативном рационализме Востока, Уваров провозглашает: «Мы, напротив, утомленные кровопролитиями, во имя человеческого ума учиненными, не можем и не должны ожидать никакого возобновляющего их потрясения. Мы призваны сохранить огромные руины [европейской цивилизации], чтобы восстановить ее, а не чтобы возвести новое здание». И потом добавляет, что академия «будет разумно использовать неутомимые умы»646.

Наиболее правильным местом расположения новой Академии должны была стать северная столица. В конце концов «Россия, можно сказать, утверждена основанием своим на Азии. Сухая, необъятно обширная граница сливает ее со всеми народами Востока». Уваров с уверенностью заявляет, что «среди всех европейских народов Россия лучше других подготовлена, чтобы изучать Азию»647. Он также взывает к патриотическим чувствам: «Время устремить и на Азию то благотворное покровительство, которое АЛЕКСАНДР дает просвещению и наукам; и с этой стороны Россия, став наряду с другими народами, легко бы могла превзойти их теми способами, которыми она обладает, и теми важными следствиями, которых мы можем при таких многочисленных способах надеяться»648. Уваров подчеркивал, что его Академия предназначается не только для эзотерических штудий, она также принесет много «существенных выгод [через] образование переводчиков, необходимых для нас по сношениям нашим с Турциею, Перси-ею, Грузиею и Китаем». В самом деле, «никогда еще государственные соображения не сочетались так близко с высшими требованиями моральной цивилизации»649.

Временная структура Академии отражала распространенное в то время германское увлечение филологией. По совету Генриха-Юлиуса Клапрота, прусского ориенталиста из Императорской Академии наук, Уваров предложил ввести курсы по основным азиатским языкам и литературам с четырьмя отделениями: китайско-маньчжурское, арабо-персидско-турецко-татарское, иврит и, разумеется, индийское – «самая древняя интересная [литература] и тем не менее самая неизученная из всех»650. Автор тут же поспешно добавлял, что всем ученикам будут также преподавать греческий и латынь, «два основания, на которых покоится все возможное знание»651.

Если бы проект Уварова одобрили, Академия, безусловно, стала бы самым масштабным европейским учреждением по изучению Азии. В 1810 г., когда он опубликовал свою брошюру, единственными европейскими учреждениями, посвященными изучению восточных языков, являлись Ecole spéciale des langues vivantes orientales652, основанная в Париже 15 годами ранее, и Orientalische Akademie – колледж в Вене для подготовки дипломатических переводчиков. В других странах кафедры восточной словесности были разбросаны по отдельным университетам.

Если отбросить высокопарную риторику, то можно увидеть, что идея учреждения в российской столице института, посвященного ориенталистике, далеко не оригинальна. После встречи с Петром Великим Готтфрид Лейбниц признал уникальный потенциал России как научного посредника между Востоком и Западом. В XVIII в. Георг-Якоб Кер, Михаил Ломоносов и сербский педагогический реформатор Теодор Янкович де Мирьево представляли проекты по открытию азиатских языковых школ в Санкт-Петербурге. Все они подчеркивали близость России к Востоку. Кер отдельно говорил о необходимости готовить специалистов для помощи «распространения южных пределов империи», подразумевая расширение территории в направлении османской Турции и среднеазиатских ханств653. А в 1802 г. граф Ян Потоцкий, польский дипломатический советник при дворе Александра I, составил меморандум об «азиатской академии»654. (С учетом сходства двух проектов можно почти точно утверждать, что Уваров читал этот текст.)