И начало деятельности Санкт-Петербургского университета, и второе рождение ориенталистики в российской столице были тесно связаны с именем попечителя учебного округа графа Сергея Семеновича Уварова637
. История оказалась не слишком благосклонна к нему, поскольку его деятельность связана с правлением наиболее склонного к репрессиям царя Николая I. В качестве министра просвещения в николаевском правительстве он сформулировал идеологический девиз его правления, официальную доктрину, базирующуюся на трех принципах; православие, самодержавие, народность. Советские историки заклеймили его как реакционного лакея «жандарма Европы», и это мнение разделял Николас Рязановский в своем исследовании уваровской идеологии638. По правде говоря, политические взгляды Уварова были значительно более умеренными, чем многих других чиновников того времени, зачастую интриговавших против него639. Современники называли графа жадным, льстивым и тщеславным. Историк из Московского университета Сергей Соловьев вспоминал: «Представляя из себя знатного барина, Уваров не имел в себе ничего истинно аристократического; напротив, это был лакей, получивший порядочные манеры в доме порядочного барина (Александр I)…»640Мало кто отрицал значительные интеллектуальные способности Уварова. Он воспитывался в лучших традициях французского просвещения французским аббатом-эмигрантом. Подобно многим представителям дворянства, Уваров идеально владел французским, легко изъяснялся на немецком (Гёте был одним из его корреспондентов), а также на английском и итальянском. Родившийся в конце XVIII в. Уваров разделял любовь своего века к греческому и латыни, и на протяжении всего своего пребывания на посту министра просвещения он неустанно поддерживал классическое образование. Если образование Уварова было исключительно западным, то в его происхождении можно найти восточные корни, возможно, это повлияло на его взгляды по вопросам ориенталистики. Если верить официальной царской генеалогической справке, то его семья происходит от Минчака Косаевича, татарского мурзы, сменившего в XV в. службу Золотой Орде на покровительство великого князя московского Василия I Дмитриевича641
.Уваров произвел впечатление на Александра I не по годам развитым умом, когда в 1801 г. в 16 лет он уже поступил на службу в Министерство иностранных дел. Его обязанности были не слишком утомительны. В 1802–1803 гг. Уваров даже нашел время, чтобы провести год в знаменитом Гёттингенском университете, в то время главном центре раннего германского романтизма, и – отнюдь не случайное совпадение – ориенталистики. Три года спустя молодой дипломат был назначен секретарем при российском посольстве в Вене. Аристократический внешний вид, манеры сделали его желанным гостем в столичных салонах, где он легко подружился с такими знаменитыми интеллектуалами, как мадам де Сталь и князь Шарль-Жозеф де Линь.
Ближе к концу своей службы в Вене Уваров также познакомился с Фридрихом Шлегелем. Вдохновившись идеями Гердера об индийском происхождении цивилизации, Шлегель несколько лет провел в Париже, изучая санскрит, но в 1809 г., разочаровавшись в Наполеоне, переехал в Вену. Однако, находясь в Париже, Шлегель опубликовал оказавшую большое влияние работу Über die Sprache und Weisheit der Indier («О языке и мудрости индийцев»). Повторяя идеи таких мыслителей, как Уильям Джонс и Гердер, он утверждал, что корни европейского и ближневосточного образования, литературы и религии можно найти в Древней Индии. Шлегель даже сумел сделать поразительное предсказание о «Восточном ренессансе». По его логике, за много веков до того, как повторное открытие греческих и латинских текстов «вытащило» Западную Европу из «темных веков», переводы санскритских текстов способны полностью обновить современную мысль, заново объединив западный мир с его восточными истоками. Поэтому Шлегель призывал современников обратить внимание на восток: «Если бы к нему подошли в таким же тщанием… изучение Индии оказало бы на Европу не менее глубокое и всеобъемлющее влияние [чем Ренессанс]»642
.