Русский ориентализм. Азия в российском сознании от эпохи Петра Великого до Белой эмиграции

Как ученый Сенковский смотрел на Восток относительно объективно. «История – это не роман», – настаивал он. Исследователи должны изучать события по всем источникам, включая «рассказ противников». Сенковский призывал: «Audi alteram partem!» [Да будет выслушана и другая сторона» (лат.)]687. Он не сомневался в том, что Восток – другой688. Азиаты изучают мир «по другим началам и другой логике», а «Восток и Запад не две страны мира, а скорее две планеты, текущие вокруг двух различных солнцев»689. «Восток» профессор по нескольким разным поводам описывал как аморальный, деспотичный, застывший. Практически не разделяя восторгов своего современника отца Иакинфа по поводу Китая, Сенковский писал, что его правительство «самое коварное правительство из всех азиатских». А идеологию Срединного царства, конфуцианство, он рассматривал не более как «уточенный макиавеллизм под наружностью патриархального добродушия», которая используются династией Цин для промывания мозгов 362 миллионам своих подданных690. А что касается роли санскрита (главный сторонник которого в России, граф Уваров, не был его другом), то Сенковский считал ее сильно переоцененной691.

Отношение Сенковского к Ближнему Востоку было более амбивалентным. Считая ислам фанатичной, враждебной культуре религией, он, тем не менее, считал ее самой передовой религией Востока692. Одновременно он утверждал, что политическое устройство Османов далеко «не такое глупое», как его показывают многие европейцы. На самом деле турки обладают «глубоким чувством гражданской свободы». Будучи консерватором, Сенковский считал добродетелью их враждебность «западным мечтательным теориям», поскольку это уберегает их от беспорядков. Он также одобрял реформы султана Махмуда II (годы правления 1808–1839), которые он с редким для себя отсутствием иронии подспудно сравнивал с правлением Николая I693. Однако это не означало, что он относил Россию к Азии. «Париж сколько-нибудь похож на Петербург… тогда как Петербург и Константинополь, Турки и европейцы – огромные, непримиримые противоположности», – писал он694.

В начале 1830-х гг. академический задор Сенковского начал угасать. Научные достижения слишком долго вызревают, и награда за них требует огромного терпения. Для амбициозного талантливого молодого человека с бойким пером университетские результаты достигались слишком медленно. Санкт-Петербург как культурная столица огромной империи предлагал иные, более быстрые каналы самореализации для сноровистого писателя.

Вскоре после переезда в столицу Сенковский нашел старого знакомого по студенческим временам в Вильно Фаддея Булгарина (Tadeusz Bułharyn). Из-за причастности Булгарина к николаевским репрессиям против литераторов после неудавшегося декабрьского восстания 1825 г. перекрестившегося поляка обычно считают, говоря словами Д. Святополк-Мирского «подлым доносчиком, которого презирают все достойные люди»695. Многие считали его тем более достойным осуждения, что до 1825 г. Булгарин вращался в тех же либеральных кругах, из которых вышли будущие декабристы. Вместе с Николаем Гречем, еще одним коммерчески успешным литератором с сомнительными политическими взглядами, Сенковский и Булгарин часто упоминались как продажный триумвират реакционной российской словесности в первые годы правления Николая I (так называемая рептильная пресса в 1880-х гг.). В отношении Сенковского это не вполне справедливо. Американский биограф указывает, что он никогда не был особенно близок с Булгариным, и с годами их отношения становились все более холодными696. В те мрачные дни его жестокие шутки могли показаться многим безвкусными, но Сенковский никогда не был подхалимом. Он был слишком непочтителен к авторитетам, чтобы быть на побегушках у власти.

В любом случае в 1821 г. Сенковский знакомился с ранней, более прогрессивной «версией» Булгарина. Тот, будучи на 11 лет старше, считал себя наставником соотечественника. Когда на следующий год Булгарин основал журнал «Северный архив», то опубликовал там фрагмент путевых заметок молодого профессора и познакомил его со многими другими авторами. В разных периодических изданиях стали появляться фрагменты записок о его путешествии, а также восточные рассказы.