Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование

Стремясь с возможной деликатностью признаться ей в любви, рассказчик обращается к уже знакомой нам музыкальной топике: «Когда я проснулся, мне казалось, что какой-то музыкальный мотив, давно знакомый, где-то прежде слышанный, забытый и сладостный, теперь вспоминался мне»[1163]. Музыка оказывается областью предельного уплотнения аффективных смыслов и потому лучшей питательной средой для узнавания-воспоминания, пусть даже мнимого.

Выясняется, что рассказчик действительно покусился на чужое прошлое и переживает его возвращение по недоразумению; Настенька же повторно встречает своего истинного жениха и оставляет героя наедине с безотрадной действительностью. Героя сентименталистского покроя не вылечить беспамятством: даже если ему нечего будет помнить, он будет воображать свои воспоминания и затем претворять их в жизнь. Старые символические формы должны быть напрочь изгнаны из сознания людей; одной из целей реализма становится то, чтобы занять ум человека Нового времени настоящим.

4. Полозова и Эней: тургеневский человек на рандеву с прошлым

Интересующий нас мотив повторной встречи с прошлым в течение нескольких десятилетий был переосмыслен несколько раз. То, о чем мечтали чувствительные души и что признавали (со скукой или меланхолией) невозможным романтики, человека эпохи реализма начинает пугать. Возвращение прошлого знаменует брешь в настоящем, своего рода дефицит нововременной действительности – той действительности, в которой реализм научился находить смысл и слышать зов истории. С другой стороны, реализм предвосхищает рецепцию этого мотива в модернизме, который найдет новую конструктивную функцию для прошлого, сместив акценты (с социальности на индивида, с биографии на подсознание), но сохранив представление о его опасной неподконтрольности человеческому разуму – характерное для реализма, но не сентиментализма.

Основной сюжетный ход романа «Дым», опубликованного в 1867 году, как будто вдохновлен «Евгением Онегиным». По прошествии многих лет герой встречает женщину, которая готова была стать его женой в юности, но ныне замужем. Как и Пушкина, Тургенева занимает метаморфоза характера героя, но в его романе отношения между действительностью и прошлым построены совсем иначе. Протагонист «Дыма» Литвинов оказывается в Баден-Бадене почти случайно и там попадает под власть своей бывшей невесты Ирины, вышедшей замуж за генерала и ставшей светской grande dame. Ирина, чьи глаза, «длинные, как у египетских божеств», «глядели из какой-то неведомой глубины», наделяется множественными атрибутами архаического прошлого[1164]. В отличие от разочарованного Онегина, Литвинов до перипетии – носитель пафоса новой, пореформенной России. Прошлое настигает его в тот момент, когда он готовится вернуться на родину с юной невестой и добытыми за годы странствий на Западе знаниями. Рецидив страсти к Ирине, таким образом, знаменует предательство будущего как такового, подсказывая аллегорическое прочтение всего романа как размышления о пугающей притягательности «семибоярщины» в эпоху реакции[1165].

Ход сюжета определяет сила узнавания, воздействующая на героя в пограничном состоянии сознания. Ирина оставляет в его комнате гелиотропы, запах которых не дает герою заснуть:

А главное: этот запах, неотступный, неотвязный, сладкий, тяжелый запах не давал ему покоя, и всё сильней и сильней разливался в темноте, и всё настойчивее напоминал ему что-то, чего он никак уловить не мог… Литвинову пришло в голову, что запах цветов вреден для здоровья ночью в спальне, и он встал, ощупью добрел до букета и вынес его в соседнюю комнату; но и оттуда проникал к нему в подушку, под одеяло, томительный запах, и он тоскливо переворачивался с боку на бок. Уже лихорадка начинала подкрадываться к нему ‹…› как вдруг он приподнялся с постели и, всплеснув руками, воскликнул: «Неужели она, не может быть!»[1166]