Русский романтизм

словами: „Вы бы не спали три дня и бродили три ночи, еслиб

я мог вам нарисовать ее!" (Марлинский, т. I, ч. III, стр. 100—1).

Глаза другой героини мечут взоры, „но какие взоры! От них

вспыхнул бы и лед!" (Марлинский, т. 2, ч. IV, 82). Тимофеев за-

являет, что у его героини: „Талия! не талия, а чудо — воз-

душная, легкая, стройная, пышная, эластичная, загляденье!"

(„Опыты", ч. III, стр. 423). Красота героини доводит Куколь-

ника до экстаза, заставляющего его воскликнуть: „просто

кричи караул от такой красоты!" („Три периода", т. III, стр. 289).

Иногда этот восторг перед красавицей выражает не автор,

а герой, напр., в повести „Невский Проспект" Гоголя Писка-

1361

рев восклицает при виде героини: „Ай, ай, ай, как хороша!"

(т. 5, стр. 266). Наконец, сама красавица, глядя на себя

в зеркало, приходит в упоение от своей внешности. В моно-

логе, в котором сама описывает свою красоту, она заканчи-

вает свой портрет возгласами: „Нет, хороша я! Ах, как хо-

роша! Чудо!.." (Гоголь).

Эпитеты, характеризующие внешность — оценочные. Они

всегда патетично гиперболичны — „ослепительная красота,,

(Гоголь), „сверхъестественная красота"(Жукова, стр. 83), „свер-

кающая красота" (Гоголь, „Вий"), „существо идеальное, клас-

сическое" (Марков, „Евгения", стр. 62 — 63), „божественное

лицо" (Греч „Черная женщина", ч. II, стр. 249), „совершенней-

шее, неземное существо" (Жукова, ч. И, стр. 59), „ослепитель-

ные очи" (Гоголь,, Тарас Бульба") Героиня повести Кукольника

„М. С. Березовский" „невыносимо прелестна" (т. III, стр. 432).

Порою автору в его эстетическом экстазе мало одного эпи-

тета и он создает для его усиления тавтологию. „Дева чуд-

ная, ч у д е с н а я " (Кукольник, „Три периода", т. III, стр.289).

Писатели 30-х годов вообще любят прием, который можно

назвать гиперболической тавтологией. Так, у Эротиды Вельт-

мана глаза „чернее всего, что есть ч е р н о г о на свете",

у героини Гаи волосы „ ч е р н е е всего, что есть ч е р н о го

в мире" („Утбалла", стр. 67). Иногда, вместо тавтологии,

употребляется лишь наречие в сравнительной степени. Нельзя

себе представить ничего „ б е л е е и нежнее" кожи Анны

в „Идеальной красавице" Сенковского, „ р о з о в е е ее румянца,

ч е р н е е волос ее, алее губ" (стр. 5).

На прогрессирующем сравнении строится иногда весь

портрет красавицы, напр., Аспазии в повести „Преступление"

Тимофеева: „прекрасно летнее небо в Италии; но еще пре-

к р а с н е е глаза Аспазии; р о с к о ш н а волна Средиземного

моря, когда юго-западный ветер бьет ее о скалы Генуи, но