Русский романтизм

щину с могущественной волей, пылкими, искрящимися глазами,

и ярким румянцем, говорит, что художник, взяв ее моделью

для своей картины, „изобразил бы ее жрицею Друидов, на вер-

шине скалы, со взором, устремленным в беспредельную даль,

внимающую шопоту листьев священного дуба или гордою

Амазонкой, какою казалась она теперь на прекрасном коне,

который горячился, сгибая крутую шею и как будто против

воли повиновался сильной руке, им правившей" (Жукова, „Са-

мопожертвование", стр. 149), а художник, в „Риме" Гоголя,

глядя на Аннунциату, думал: „то-то была бы чудная модель

для Дианы, гордой Юноны, соблазнительной грации..." (т. II,

стр. 130 — 131).

1361

Из художников писатели 30-х годов упоминают чаще

всего итальянских мастеров — Рафаэля, Корреджио, Мурильо,

Дольчи, которые обычно названы в описаниях, когда писа-

тели рисуют бесплотных красавиц, в платьях, обволакивающих

их как туман, как облачко, как пена, с святым, ангельским вдохно-

венным выражением лица.

Когда личико героини отличается изяществом и плени-

тельностью, то появляется сравнение с очаровательными голов-

ками Греза; когда же черты и формы женщины классически

прекрасны, а рост и сложение ее отличаются исключительной

грацией, она уподобляется произведениям Кановы, Торвальд-

сена, Тенерани, Праксителя.

При изображении женской внешности—стремление к живо-

писности является наиболее характерной чертой стиля. Дру-

гое существенное свойство женского портрета эпохи 30-х

годов—его н а п р я ж е н н ы й патетизм, проявляющийся в бес-

предельном выражении энтузиазма по поводу красоты, в вос-

торженных восклицаниях, которыми авторы пересыпают свои

описания, в нанизывании эпитетов, в чрезвычайном гипербо-

лизме, которыми они стараются подчеркнуть, что описываемая

красавица, небывалая, изумительная, превосходит всех кра-

савиц.

Эмоции свои при описании героини писатель передает

восклицаниями: „Как прелестно, как выразительно было

лицо ее, обращенное к небу..!" (Марлинский, „Красное покры-

вало", т. I, ч, И, стр. 114). „Что за женщина, роскошь и оча-

рование!" (Кукольник, т. III, стр. 258). „Чудо! вот картина!

прелесть! вот бы срисовать!" (Вельтман, „Приключ., почерпнут,

из моря житейск.", ч. I, стр. 73). Ряд восклицаний, соста-

вляющий весь портрет, встречается особенно часто у Гоголя:

„Как мила ее грациозная походка! Как музыкален шум ее

шагов и простенькое платье! Как хороша рука ее, стянутая

волосяным браслетом!".

Восклицания полны гиперболизма, они всегда экстатиче-

ские. Так, Марлинский свое восхищение красавицей выражает